– Дом у тебя исправный, сотник, конь и змей досмотрены, – начал он, пристально глядя на Некраса. – Слуги проворные, справу знают. Бабу себе нашел добрую, Улыбу, знаю ее. Живешь правильно – месяц за тобой приглядываю. Однако ж не верю тебе!
– Что так? – усмехнулся Некрас.
– Темный ты! Ничего про тебя не ведаю. Откуда ты, кто, где служил, у кого…
– У курского князя.
– Курский кмет? – изумился воевода. – Видел их: лучших воев нету на свете! Звал к себе – ни один не пошел. Ты как отбился?
– Был в плену у половцев. Два года. Не выкупили и не выменяли на половчанина, как ждал. Поганые меня в рабы продали. Бежал…
– Почему не выкупили?
– Родных у меня нету, сирота, заплатить некому.
– Чтоб курский князь не выкупил кмета?.. – Святояр недоверчиво покрутил головой.
– Бывает.
– Не верю, что курский кмет! – сказал воевода. – Кметы оружие ведают, а ты худший меч выбрал, – Святояр глянул на саблю Некраса, лежавшую на лавке. – Я каждый нож в оружейной знаю.
Некрас встал, достал из кожаного мешка, висевшего на стене, короткий железный гвоздь – ухналь – и положил его на край стола. Стремительным, легким движением выдернул саблю из ножен. «Потолок низкий, как замахнется?» – успел подумать Святояр, как Некрас коротким, скользящим ударом рубанул по столу…
Лезвие сабли легко развалило ухналь и на палец вошло в доску. Некрас вытащил его и протянул оружие воеводе. Тот внимательно осмотрел клинок – нигде ни вмятинки, ни щербинки. Святояр провел пальцами по лезвию, оценивая его выделку, затем ногтем попробовал острие. Внимательно присмотрелся к металлу: вдоль золотистого лезвия бежали узкие, сплетавшиеся в пучки волнистые линии – следы многочисленных проковок.
– Иноземная работа! – оценил воевода. – Знатный меч! Как проглядел?
– Потому как ножны бедные и рукоять деревянная, – пояснил Некрас. – Дружинники на золото смотрят. Думают: раз богато украшен, так меч добрый.
– Ободрали, может, золото? – предположил Святояр.
– Нет. Меч прежний хозяин нарочно таким делал: рукоять из дуба, в руке лежит твердо, не скользит. Ножны простые, но удобные. С этим мечом воевать шли, а не перед бабами красоваться. Половец им владел, видал я у них такие. Здесь половца засекли или стрелой сбили – так и попал меч к князю. У русских такие редкость.
– В другой раз буду на клинок глядеть, не только на ножны! – вздохнул воевода, возвращая саблю Некрасу. – Себе бы взял, но раз ты выбрал – носи!
Некрас спрятал клинок в ножны и положил саблю на лавку. Сел рядом.
– Что дальше было? – продолжил Святояр. – Как сбежал?
– Пошел в Туров. Тамошний князь дружину набирал…
– Недалеко от Киева, – задумчиво произнес воевода. – Как в Белгород забрел? Прогнали?
– Сам ушел.
– Платили мало?
– Из-за змея. Пока был маленький, держал для забавы. Другие приходили поглядеть. Потом смок вырос. Князь сказал: «На кой нам это чудище поганое? Убей!» Я не схотел и ушел. Скитался, службу искал. Тяжко было. Прослышал, что князь Ростислав с великим князем Святославом воевать сбирается. Прошлый год не довоевали, снова силы копят. Подумал, где лучше сгожусь, и пришел в Белгород.
– Почему не к Великому, он богаче?
– Не взял бы – воев у него хватает. А меня, чтоб к Ростиславу не пошел, велел бы зарезать.
– Потому на две гривны согласился? – сощурился Святояр. – Не знал – яро надо было рядиться!
– Слово-то дал! – усмехнулся Некрас.
– Уговор дороже! – согласился воевода и решительно отодвинул блюдо с недоеденной рыбой в сторону. – Ведаешь Городец?
Некрас кивнул.
– Был там?
– Проходил мимо. Мы со змеем по рекам спускались – от Турова до Белгорода. Его рыбой кормить надо, а та в реке… Видел Городец, но не заходил.
– Смотри! – Воевода плеснул из кружки на стол, пальцем сделал из лужицы долгую мокрую линию. – Это река. Здесь стоит Городец – на том берегу. Наш город был, Великий его летось захватил и не отдает. И не вернет по доброй воле. Место очень доброе – один брод на много верст вокруг, закрыл его – и нам в земли Великого не перебрести. Стены Городца высокие, воев там много – не один месяц могут в осаде сидеть. Разумеешь?
– Что?
– Городец надо сжечь!
– Пошли людей!
– Посылал уже. На броде сторожа крепкая, чужого сразу хватают и волокут на допыт. Яриться станешь, секут без разговору. Четверых у меня засекли.
– Пошли полк!
– Нельзя нам войском! Первыми на Великого нападем, все князья удельные нас осудят, в войско к Великому потянутся. Сладко чужие земли жечь и грабить, когда право на твоей стороне. Надо, чтоб Великий первым напал, тогда его осудят, глядишь – и нам помогут! Князь Ростислав и Великий крест целовали о мире, вся Русь ждет, кто первый целование нарушит. Разумеешь?
– Нет.
– Городец должен сгореть сам! Сушь стоит. Мало ли, может, кто лучину обронил или жар неостывший на двор выбросил. Так должны подумать.
– Я должен зажечь?
– Хвалился, что можешь.
– Могу. На виду у всех подлететь и масло горящее на городницы сбросить. Но змея в небе не спрячешь, все знают, у кого я на службе, – тайно не выйдет.
– А ты ночью!
Некрас замолчал и пристально глянул на Святояра. Тот не отвел глаз, но понял по-своему.
– Я обещал десять гривен в месяц. Дал две. Спалишь Городец, отсыплю двадцать – за месяц, что уже отслужил, и следующий. Годится?
Некрас кивнул.
– Не медли! – добавил воевода, подымаясь с лавки. – Смеркается, пора лететь. До Городца верст пятьдесят – скакать долго, да и лететь не скоро.
Святояр надел шапку и вышел. Некрас остался за столом. Неслышно вошел Олята и встал напротив.
– Что ты? – спросил Некрас, поднимая глаза от стола.
– Возьми меня!
– Слышал разговор? – сощурился Некрас.
– Говорили громко.
– Что тебе до Городца?
– Батьков вои Великого посекли!
– А вои Ростислава посекут батьков других, – вздохнул Некрас. – Кто за тех отомстит? Ладно, сбирайся… Стой! – остановил он заторопившегося Оляту. – Надень самое худое, что у тебя есть, ясно? Сними с кобылы седло и занеси в конюшню – на одном не усидим. И еще… Найди глиняные горлачи, неси все, какие у нас есть…
* * *
К Городцу долетели с рассветом. Небо за гребенкой леса стало бледнеть, когда смок пересек реку и устало опустился на песок близ узкой и длинной промоины в обрывистом берегу. Некрас и Олята соскочили со змея, быстро расседлали его, смок тяжело заполз в промоину, где сразу скрылся от любопытных глаз. Там змей лег на песок и уснул. Некрас, будто и не было бессонной ночи, вытряхнул из мешка невод, разделся сам и велел сделать это Оляте. Утренняя вода в реке оказалась жутко холодной, у Оляты перехватило дыхание, но Некрас молчал, и отрок стерпел. Вдвоем они перегородили неводом тихую затоку и споро вытащили на берег ворох сонной рыбы. Некрас быстро и привычно разобрал ее по величине, насек в кустах веток-куканов, нанизал рыбу под жабры – Олята помогал – и, забросив куканы в реку, намертво пригвоздил их берегу.
