– Можно найти.
Кузьма взглянул на Вольгу в упор.
– Истукан был очень большой. В несколько раз выше тех каменных баб, что расставлены по степным курганам. Не думаю, что таких много. Возможно, вообще единственный. Я историк и кое-что в этом понимаю. Расспросить купцов…
– Где их сейчас найдешь?
– Найдем. Кому война, кому мать родна! Есть здесь негласная договоренность: купцов, кто давно через Поле ходит, регулярная армия не трогает. Всем нужны посредники, переносчики важных сведений, деловых предложений. Захваченных рабов тоже кому-то продавать нужно… Списки пленных с суммами выкупа кто на Русь привез? Будут купцы.
– Нас возьмут с собой!
– Пока идет война… – вздохнул Вольга. За столом надолго воцарилось молчание.
– Одного не могу понять, – медленно произнес Кузьма. – Как мы, взрослые мужики, солидные люди на все это подписались? Какого хрена залезли в волчьи шкуры? Ладно, ты – тебе после Горки очень хотелось попробовать, все приставал ко мне с расспросами. Но я-то, уже наполовину седой, отец двоих детей…
– Мы спасали ребенка.
– А кто теперь спасет моих детей?! – окрысился Кузьма. – Кто их защитит, вырастит, воспитает? Президент? Сомневаюсь, что он вообще хоть знает о нашем существовании! Кто мы такие? Гражданские лица, работающие по разовому контракту! Контракт к тому же является секретным, поэтому на руки выдан не был. Думаешь, родственникам заплатят хоть копейку, уже не говоря о том, чтобы искать нас? Зачем? Так проще: успех операции записывается на счет офицеров спецслужбы, деньги, что предназначались нам, экономятся, или, скорее всего, выплачиваются непричастным. Все довольны и смеются. А я ношу холщовые порты, – Кузьма задрал подол рубахи, демонстрируя, – которые держатся на шнурке под названием "гашник". Теперь я знаю, где у мужиков в двенадцатом веке был загашник. Спасибо! – Он схватил со стола свою чашу и залпом выпил. Закусывать не стал – сморщился и шумно втянул ноздрями воздух. Вольга последовал его примеру.
– Все-таки я думаю, – сказал, вертя в руках чашу, – что если ты отказался бы, и девочка погибла, ты не простил себе этого до гробовой доски. Я бы точно не простил.
– Уверен? – сердито спросил Кузьма.
– Уверен.
– Счастливый человек, – вздохнул Кузьма. – Я вот ни в чем не уверен. Утром просыпаюсь, кажется: сон! Потом трону деревянную стену… Выть хочется! В детстве читал исторические романы, мечтал: вот бы мне туда попасть! Я же умный, много знаю, сколько бы всего хорошего для предков необразованных сделал! Ага… Кому здесь нужно мое высшее филологическое образование? Ты должен быть сильным и умелым, молодым и здоровым. Тогда может, заработаешь на кусок хлеба. А соображают они лучше нашего. Тот же Людота…
– Не прибедняйся! Здесь ты хирург.
– Великий труд рану зашить или ногу оттяпать? Меня спасает их фантастический иммунитет: здесь же никого не вакцинировали и никто не пробовал антибиотиков! Даже аспирина…
– Что-то у тебя все же есть, – сказал Вольга, поднимая чашу.
– Помогает, – согласился Кузьма. – Особенно для анестезии. Дашь ему чару, а потом режешь. Терпят. Только ругаются.
– Матами?
– Нет здесь матов. Еще не завезли. "Сучий выблядок", "уд коний"…
– Какой еще уд?
– От которого произошло "удовольствие", а также "удочка". Не слышал разве?
– Случая не было.
– Ни одной женщины?
– Когда и где? Я на войне. А у тебя?
– Тоже самое. И без войны. Марфуша – ребенок, Меланья… Меня здесь все боятся. Хорт. Оборотень по-нашему.
– А если не боялись?
– Если да кабы… Во дворе росли грибы.
– Злой ты!
– Озлишься… Все как в тумане. Неясно: что и как.
– Кое-что ясно.
– А именно?
– Я все-таки историк, хоть и по недоразумению. И чем эта бодяга кончится, знаю. В лето шесть тысяч шестьсот девяносто третье от сотворения мира (по-нашему, тысяча сто восемьдесят пятый год) пришед окаянный, безбожный и треклятый Кончак на Русь…
– А далее?
– И отошед восвояси. Отобьемся!
– Сколько душ за это положим?
– Летописи об этом умалчивают. Зато князь Игорь сбежит из плена.
– Когда?
– Историки об этом до сих пор спорят. Или этим летом, или будущим. Возможно, через одно.
– Спасибо тебе сердечное! За точное предсказание.
– На здоровье! – Вольга взял со стола баклагу, наполнил чаши. – Давай выпьем, Кузьма! За то, чтобы мы с не пропали!
Кузьма молча поднял свою чашу.
– Завидую я твоей уверенности, – сказал, заедая медовую малосольным огурцом. – Что касается тысяча сто восемьдесят пятого года. Основные события я тоже знаю. Читал. Но ты уверен, что с нашим появлением история будет развиваться в том же направлении? Что ничего не изменится? В юности я любил фантастику. Самый распространенный сюжет: человек проникает в прошлое, что-то там делает – и будущее меняется.
– Это литература.
– А мы с тобой?
– Это реальность, – согласился Вольга. – Которая, однако, не означает, она в состоянии изменить ход истории. Прости, но мне кажется, что истории на нас наплевать. В двадцать первом веке пропали бесследно два мужика. И что? Их десятки тысяч каждый год пропадает, многих так и не находят. В двенадцатом веке двое прибавилось. История это заметит? Сомневаюсь. Я убил шестерых половцев и, дай Бог, еще убью – что с этого? Они тысячами гибнут здесь каждый год. Русские люди тысячами мрут от болезней, ран, голода, наконец. Это сильно тревожит историю или возмущает ход времени? Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь роль личности, и своей, в частности.
– Тебе бы лекции в Сорбонне читать!
– Даст Бог – буду!
– Что предлагаешь?
– Прогоним половцев, будем думать, – предложил Вольга. – Пока надо набег отбить.
– Как? – в очередной раз вздохнул Кузьма. – У меня нет автомата Калашникова и ящика патронов. У меня и там автомата не было.
– А порох сделать?
– Рецепт помнишь, историк?
– Ну… Греческий огонь: шесть частей селитры, одна часть серы и еще одна – древесного угля.
– Почти правильно. Семьдесят пять процентов селитры, серу и уголь можно поровну. Уголь желательно ивовый. Смолоть все на шаровой мельнице (шары из бронзы – не дай Бог искра!). У меня отец был охотником, в советские времена было трудно с порохом, сами делали. Угля здесь навалом, сера есть, а где взять селитру? Да еще калийную, натриевая не годится – после намокания не горит. Это у нас селитра каждом магазине для дачников – удобрение. Кроме того, – развел руками Кузьма, – если сделать порох, то как его использовать? Пушки лить еще не научились, пищаль даже Людота не скует. А если бы и сковал – толку! Здешние составные луки бьют дальше и сильнее. Огнестрельное оружие в свое время вытеснило луки не потому, что эффективнее. Лучника обучить сложнее, и не каждому дано… Разве что гранаты самодельные порохом набивать? Как в петровские времена. Поджечь фитиль, размахнуться…
