– Погоди… – медленно сказал Иоаким. – Комтур, начальник крепости?.. Это ж в рыцарских орденах! Роджер – монах?
– Госпитальер, их еще называют иоаннитами. Ты не знал?
– Мы присоединились к нему Иерусалиме, где он представился бароном.
– У него был чужой фирман. На самом деле Зародьяр – комтур приморской крепости Маргат в Антиохии. Это большая и очень важная крепость. Ее передали госпитальерам в прошлом году, и Зародьяра перевели туда из пустыни, так как лучшего комтура для Маргата невозможно найти. Зная, что он там повелевает, Саладин даже не приступал к Маргату. Зародьяр для султана – самый опасный враг в Сахеле.
– Вы так зло преследуете Роджера за его прошлые дела? – спросил Козма.
Ярукташ внимательно посмотрел на него и, не отвечая, склонился в поклоне.
– Угораздило нас связаться! – буркнул Иоаким по-русски. – Этот Роджер, насколько я понял, здесь как красная тряпка для быка.
– Не договаривает евнух, – покрутил головой Козма. – Темнит. Поймать или убить знаменитого воина – большая честь, но Саладину, думаю, не до Роджера. Королевство франков разбито, идет осада последних крепостей… Кому интересен одинокий герой с десятком воинов?
Ярукташ словно понял его слова. Встал и, поклонившись, пошел к своим. Никто его не удерживал. Тем временем, исполнившие поручение господина, Гуго и Бруно возвратились к костру, растянулись на кошмах. Захрапели.
– Возьми его! – раздался хриплый голос.
Друзья обернулись. Роджер полусидел, опираясь на локти, глядя на Козму лихорадочно блестевшими глазами.
– Возьми евнуха, если так решил, – повторил рыцарь. – Рено скажешь, что я беру его в счет своей добычи.
Козма глянул на друга, и тот без дополнительного приглашения наполнил чашу из баклаги.
– Что это? – спросил рыцарь.
– Будет не так больно, – успокоил Козма. – Выпей!
Роджер осушил кубок, сморщился. Козма взял у него чашу и зачерпнул из котла.
– Теперь бульончика!
Рыцарь послушно выпил.
– Еще?
Роджер покачал головой.
– Есть будешь?
– Не хочу.
– Ну и правильно! – одобрил Козма. – Пусть организм отдохнет. Ему силы для исцеления нужны.
– Думаешь, исцелюсь?
– Наконечник стрелы вошел неглубоко, но наверняка задел легкое. Кровь истекла тебе в грудь. Если ее немного, то поправишься. Если задело крупный сосуд… На все воля Божья.
– Я понимаю в ранах: я госпитальер. У меня небольшая лихорадка и слабость, это обычно, когда теряешь кровь. Но почему так больно?
– Наконечник задел нерв. Это не угрожает жизни, но придется терпеть. Я помогу.
Козма приложил ладонь к голове Роджера, несколько раз надавил пальцами в одному ему известных точках. Роджер вздохнул и обмяк.
– Бери евнуха, – сказал тихо. – Коней взамен не давай. Они нужны: наших ранили. Выбери хороших – Сеиф поможет.
– Считаешь, Ярукташ пригодится?
– Главное, как считаешь ты.
– Почему?
– Тогда, в башне, я не хотел, чтобы туркополы спускались по веревке, но ты убедил меня – и мы спаслись. В селении я не хотел брать воинов, но ты настоял. И спас нас во второй раз. Десять всадников сарацины растоптали б в миг, а моя голова сейчас лежала б в мешке. Теперь я понял Иоакима. Поступай, как знаешь, и пусть Господь ведет тебя путями своими! Он послал мне тебя по милости своей, и я принимаю его волю…
Роджер откинулся на кошму и прикрыл глаза.
– Дошло до старика, – тихо сказал Иоаким по-русски, когда рыцарь ровно задышал. – А то за меч хватался!..
– Говорил я, что люди здесь наблюдательные, – ответил Козма. – Телевизора нет, газет нет, радио – тоже. Свободного времени – навалом, проводят его в созерцании.
– Не прибедняйся! Ты и в родной земле не простой человек. Это беда для страны, что ты не президент.
– Хорошо, что настоящий президент не слышит.
– Я могу сказать ему по возвращении.
– Хвастун!
– И скажу! – заупрямился Иоаким. – Думаешь, струшу?! После того, что мы с тобой здесь пережили?
– Здесь смелым быть легко – отвечаешь лишь за себя. Там жены, дети, родители, братья и сестры… Взвешиваешь, как твой поступок скажется на них…
– Испугался? – сощурился Иоаким. – Слабо в президенты?
– Оно мне нужно? Чтобы вся моя жизнь и жизнь близких стала доступна всем? Чтобы каждый обсуждал фигуру и прическу жены, мою манеру, одеваться, ходить, разговаривать, сидеть за столом?..
– Все-таки трусишь…
– Послушал бы кто! – вздохнул Козма. – Сидят два больных на голову у костра в Палестине. Конец двенадцатого века, вокруг залитое кровью поле битвы, а они и делят президентский пост в двадцать первом веке… Шиза! Маразм в квадрате!
– Я буду твоим доверенным лицом.
– Лучше сразу премьером!
– Думаешь, не смогу?
– Сможешь. Но страна не переживет.
Иоаким надулся.
– Я б и в дворники пошел! – вздохнул Козма. – Лишь бы дома…
– Вернемся! – обнадежил Иоаким.
Козма обвел взглядом темневшие по обеим сторонам ущелья холмы из трупов людей и коней, и ничего не ответил…
* * *
Рено появился, когда друзья уже вознамерились спать. Иоаким завздыхал, узрев у костра рослого оруженосца, но баклага его осталась не потревоженной: Рено принес свою. В ней оказалось вино: густое, терпкое и сладкое; друзья с удовольствием поддержали компанию, хотя Козма и качал головой, представив, что будет с их головами следующим утром. В благодарность за угощение, Козма выловил из котла оставшиеся куски горячего мяса, и оруженосец покойного барона с удовольствием съел все, что навалили ему на блюдо.
Вино или еда подействовали, но Рено мгновенно согласился отдать евнуха в счет добычи Роджера. Уловив его благоговение перед знаменитым рыцарем Леванта, Иоаким тут же выпросил у оруженосца пять коней дополнительно к прежней добыче. Козма украдкой показал другу кулак, но тот, опять же за спиной гостя, продемонстрировал в ответ язык.
– Как вы забрели сюда? – спросил Козма, когда Рено насытился.
– Баронесса послала нас в греческое селение: дошел слух, что там прячутся воины из армии короля, – ответил Рено. – Мне велели принять их на службу: после битвы у Тивериады в замке осталось только десять моих воинов.
– Ты взял с собой всех? – удивился Иоаким. – Бросил госпожу без защиты?
– Десять ее тоже не защитят! – возразил оруженосец. – Приступ врага им все равно не отразить, а с ворами, случись им полезть на стены, справятся слуги.
