– Значит, Алиенора приняла новую веру? Она сарацинка?
– Ты правильно понял, комтур!
– Командовать обороной замка меня назначила христианка. Азни был пожалован христианским князем барону-христианину. Поскольку Алиенора больше не христианка, она не может отдавать мне приказы. Она мне никто. Я теперь здесь главный.
– Зачем говоришь так?! – обиделся Сеиф. – Какая разница: христианин, сарацин? Тебе предлагают спокойно уйти, спасти свою жизнь и жизни своих людей, а ты не хочешь. Завтра придет Саладин и отрежет вам головы. Ты этого ждешь?
Козма с Ярукташем натянули тетиву огромного арбалета, Стелла поднесла тяжелую стрелу-дротик.
"Пробивает всадника вместе с конем!" – вспомнил Козма слова Рено, вкладывая дротик в канавку.
– Ты стрелял когда-нибудь из крепостного арбалета? – тихо спросил Роджер.
– Не довелось.
– Промахнуться нельзя. У нас не будет второго случая.
– Можно мне! – выступил Ги. – В Маргате учили…
Роджер, поколебавшись, кивнул.
– Мы займемся другими туркополами! – сказал Козма, уступая Ги место у станка.
– Они прячутся за пленными.
– Попросим открыться.
– Эй, комтур! – крикнул со стены Сеиф. – Почему замолчал? Что решил?
– Подожди немного! – отозвался Роджер. – Хочу поговорить со своими людьми.
– Говори быстро! – недовольно крикнул Сеиф. – Я могу передумать!
Козма подошел к зубцам.
– Аким! – крикнул он по-русски. – Если ты слышишь меня и способен понимать, переступи с ноги на ногу.
Аким покачнулся и сменил опорную ногу.
– Когда крикну, падай на колени! Понял?
Аким вновь покачнулся. Стоявший за ним туркопол, сердито дернул веревку.
– Что вы там кричите? – с подозрением спросил Сеиф.
– Ты боишься связанных пленников?! – насмешливо отозвался Роджер. – Погоди немного, будет ответ.
Комтур глянул на Ги. Тот поднял побледневшее лицо и кивнул.
– Не выглядывайте между зубцов, пока Сеиф невредим! – велел Роджер, поднимая с мешка заряженный арбалет. – Насторожится. Опасность сердцем чует, ассасинское отродье! Стреляй, Ги!
Оруженосец склонился над арбалетом, сверяя прицел. Хотя люди на верхней площадке донжона напряженно ждали, и громкий щелчок тетивы заставил всех вздрогнуть. Стрела-дротик молнией пронизала пространство двора. Сеиф, настороженно следивший за донжоном, успел заметить ее и мгновенно присел, выставив перед собой щит. Это спасло б его от болта обычного арбалета, но не от пятифутового дротика с тяжелым наконечником. Ги занизил прицел, не рассчитав траекторию; если б Сеиф остался стоять, удар стрелы пришелся меж ног, не доставив туркополу вреда. Но Сеиф присел, и стрела, с лязгом пробив щит, сломала ему руку. Широкий стальной наконечник, войдя в горло туркопола, перерубил шейный хребет. Сеиф не успел даже вскрикнуть. Ударом его отбросило к зубцам, туркопол последним усилием омертвевшего тела попытался выпрямиться и с грохотом свалился на каменные плиты двора.
– На колени, Аким! – закричал Козма, выглядывая с арбалетом меж зубцов. – На колени!
– На колени, Гуго и Бруно! – громовым голосом вскричал Роджер. – Живо!
Иоаким тяжело упал на колени, открыв таившегося за его спиной туркопола. Козма нажал на спусковую скобу, и тяжелый болт с визгом пробил панцирь охранника, войдя в тело мятежника по самую пятку. Туркопол упал. Гуго и Бруно замешкались, не сообразив поначалу, что от них хотят, зато сообразили их охранники. Бросив веревки, они метнулись к двери дворца. Две арбалетные стрелы полетели вслед. Одна, выпущенная Роджером, угодила одному из туркополов под лопатку – он сразу свалился. А вот Ярукташ попал другому в бедро: волоча ногу, туркопол добрался до двери и уже собирался ступить в темный проем, как следующая стрела пробила ему хребет.
– Пятый! – мрачно сказала Стелла, опуская арбалет.
Козма метнулся вниз по винтовой лестнице, Ярукташ – следом.
– Прицел на окна дворца! – зарычал Роджер, мгновенно поняв замысел рыцаря. – Держи лучников!
Два арбалета, взятые наизготовку, нацелились на окна, где могли появиться сарацины с луками. Тем временем Козма с евнухом, сбросив запиравший дверь брус, выскочили во двор. Гуго и Бруно в этот раз оказались понятливее и ждали у донжона, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Козма выхватил острый сарацинский нож и мгновенно освободил их от пут.
– За мной! – велел свирепо.
Оба оруженосца послушно побежали за ним. Иоаким так и не поднялся с колен, и подбежавший первым Ярукташ присел рядом, укрывая себя и рыцаря предусмотрительно захваченным в донжоне щитом. Гуго и Бруно подхватили раненого под руки и потащили к башне. Козма, вытащив саблю, прикрывал отступление, Ярукташ со щитом следовал в арьергарде.
Никто не выстрелил в их сторону. У дверей донжона евнух остановился.
– Пойду к ним, господин! – сказал, кивнув в сторону дворца.
– Тебя убьют!
– Они могли это сделать, но не стали. Это мои воины, они привыкли слушаться…
Козма поручил Иоакима заботам прибежавшей Стеллы, а сам взбежал наверх.
– Думаешь, у евнуха получится? – спросил все понявший Роджер. – Как бы он сам не захотел в эмиры…
– Он мог сделать это раньше. А сейчас… – Козма выразительно посмотрел во двор, где в уродливых позах застыли убитые туркополы и сарацины.
Ярукташ появился во дворе на удивление скоро.
– Мои люди просят разрешения уйти из замка! – крикнул, задрав голову к верхней площадке донжона.
– Я не могу этого позволить! – ответил Роджер. – Они расскажут Саладину, сколько нас.
– Им не понравятся твои слова, господин. У них луки и много стрел.
– Ночью, когда от луков толку мало, мы спустимся и всех зарежем. Нас теперь больше, а как мы деремся, они имели возможность убедиться.
– Что им предложить?
– Даю слово, что никто не будет наказан. Сарацин отведут обратно в подземелье, но будут хорошо кормить, давать вино и сикер. Как только осада закончится, всех отпустят без всякого выкупа. При этом каждый получит обратно своего коня и оружие.
Ярукташ исчез во дворце и обратно появился уже не один. Сарацины, выходившие во двор, складывали у дверей оружие и, мрачно поглядывая на франков, отходили в сторону. Успевшие вооружиться Гуго и Бруно, а также Роджер и Ги отвели их в подземелье. Туда же препроводили раненого Ахмета – единственного сарацина, не принявшего участия в мятеже. Ахмет по пути рыскал глазами по сторонам, надеясь увидеть Козму, чтоб вступился, но Козма в это время занимался Иоакимом. У друга оказалась разбитой голова, но череп, к счастью, не проломили. Козма наложил швы, забинтовал другу голову, после чего отпущенные на волю слуги (их мятежники просто заперли в одной из комнат) перенесли раненого в покои. Иоаким то и дело впадал в забытье, его стошнило, из чего Козма сделал мрачный вывод: сотрясение мозга.
