Вундеркинд отступил на шаг, удивленно пробормотав:
– Эт-то как понимать?
– Смотри сюда,– сказал Лаврик и ловко вложил кирпич ему в
руки.– Целый ведь, без подвоха? Погляди-погляди, изучи... Целый? А теперь глянь
и оцени...
Он положил кирпич на крышку высокого пожарного ящика, без
замаха, без крика сделал молниеносное движение рукой. Чуть слышно скрежетнуло.
Лаврик взял в ладони две половинки кирпича, продемонстрировал их бородатому
доценту и грустно-ласковым тоном сообщил:
– У меня еще плохо получается, а вот этот парень,– он кивнул
на Мазура,– то же самое делает и быстрее, и качественнее, уж ты поверь моему
честному слову. Ну не может он с тобой стукаться, чудило, по причине своего
полного превосходства, неохота ему за тебя сидеть, научный ты наш... Ты уж к
нему не липни, а? Пусть девочка сама решает. Она ж, по-моему, еще совершенно
ничья, так что не стоит тут мне мушкетеров из первого тома изображать... Ну,
разбежались, соколы?
Вундеркинд молча таращился то на него, то на кирпич, то на
Мазура. Разрубленный пополам кирпич был, что ни говори, аргументом весомым. В
конце концов бородач, отчаянно пытаясь сохранить лицо, отступил на шажок и
сказал Мазуру:
– Это не значит, старый, что я от своих намерений касательно
девушки отказываюсь...
– Да ради бога,– сказал Лаврик.– Только чтоб без дуэлей
мне... А то невыездными люди в три секунды становятся...
Глядя вслед сопернику, удалявшемуся так, чтобы ни за что не
произвести впечатления испуганного, Мазур недовольно сказал:
– Ну, и к чему эти номера?
Лаврик поморщился:
– Слушай, тебя что, мало предупреждали? А рученьку бы
вывихнул?
– Да ладно...
– Нет уж,– сказал Лаврик чужим, жестким голосом.– Ты все это
прими ближе к интеллекту и не забывай, фендрик, что говоришь со старшим по
званию...– Лицо у него было тоже чужое, напряженное и жесткое.– Ну?
– Извините, товарищ капитан-лейтенант...– серьезно сказал
Мазур.
– Вот это лучше, хотя «вы» и звание были не-обязательны...
Итак?
– Слово офицера, не повторится,– сказал Мазур.
– Совсем хорошо...– Лаврик огляделся и, убедившись в полном
отсутствии посторонних, сказал уже обычным тоном: – Придется тебе, голуба,
пока суд да дело, пока стоянка, на меня маленько поработать.
– В смысле?
– Тебе не кажется, что прелестная Мадлен болтается вокруг
наших людей чересчур навязчиво?
– Черт ее знает,– серьезно сказал Мазур.– Может, обычная
журналистка. А может, ищет подходы. Тут я не спец, это уже по твоей части...
– Так-то оно так,– сказал Лаврик.– Только куда ж мы денемся
без поддержки широких слоев советского общества? В общем, если человек ищет
подходы, самым выигрышным будет не пускать это дело на волю волн, на самотек, а
заботливо подставить кандидатуру. Так оно гораздо выигрышнее, согласен? Вот и
умница. Ты уже уловил направление моей пытливой мысли?
– Хочешь сказать...
– Ну да,– безмятежно признался Лаврик.– Дорогой мой старлей,
на вас возложена почетная миссия сыграть живца. Помнится, она тебя, как и
парочку других, в ресторан приглашала, контакт усиленно налаживала? Все,
конечно, как и подобает советским людям за рубежом, героически отмели
поползновения... Так вот, если она завтра опять станет вокруг нас болтаться,
разрешаю поддаться на провокацию. Иди, куда ни позовет, пей вискарик, ежели
угостит, в общем, плыви по течению... Между прочим, я не в самодеятельность
играю. Дракон полностью в курсе, сегодня санкционировал. Уж извини, что именно
на тебя пала миссия, но так уж сложилось. «Вказивка» сверху пришла, нам
положено откозырять и сполнять... Справишься, дело нехитрое.
– Но я же...
– Все понимаю. А что поделать? – развел руками Лаврик.–
Нет у меня своих людей для такого мероприятия, те, что есть, на конкретных
участках пашут... Выше головы своих хлопот.
– Ну, а если она все же – резидент?
– В таком случае, естественно, будет тебя вербовать.
Вербуйся, коли начальство разрешает. Поломайся, конечно, как семиклассница,
когда ее физрук к стеночке притиснет в спортзале, попищи – мол, я не
такая, я жду трамвая, я этого в жизни не делала, страшно мне... Ты ж у нас
парень неглупый, а? Только не переигрывай, побольше естественности... Мелкие проколы
сойдут – в конце концов, не каждый день тебя вербуют. Самое-то
главное – никто тебя, орла нашего, наказывать не будет. Сорвется –
так сорвется. Не Штирлиц, ежели по большому счету.
– Озадачил ты меня...– честно признался Мазур.
– Извини, меня тоже начальство озадачило.
– Может, она все же журналистка без двойного дна? –
вслух подумал Мазур.– Нормальная баба, хоть и старовата, годочков тридцать
пять... Раскованная только...
– Вообще хорошо,– усмехнулся Лаврик.– Масса сложностей
снимается автоматически. Но скажу тебе честно: что-то у меня свербит в районе
ответственного за нюх органа. Так и свербит. Словами внятно выразить не могу, а
инстинкт чечетку выбивает...– Он полез в карман.– Вот тебе, кстати, полсотни
фунтиков, которые стерлинги. Чтобы не выглядел совершеннейшим альфонсом. Свои,
поди, все до пенсюка на адмиральскую дочку Ирочку потратил? Бери-бери, это у
нас официальные командировочные, скажем так.
Мазур неловко засунул деньги в карман, пожал плечами:
– Самарин, это все-таки, как серпом по известному предмету...
– Привыкай,– ухмыльнулся Лаврик.– Уж прости циника, но после
этого дела тебе хар-рошая запись добавится в личный листок: участие в
контрразведывательном мероприятии и проявленные при этом... Пусть даже тянем
пустышку – но мероприятие-то тем не менее состоялось, а? То-то... А теперь
иди себе, танцуй дальше, только, я тебя умоляю, помни, что пальчики ты беречь
обязан, как пианист...
Он поднял крышку пожарного ящика, бросил на кучу песка обе
половинки кирпича, хмыкнул и подмигнул.
Глава 3
Ай люли, се тре жоли...
С утра на судне стараниями товарища Панкратова прямо-таки
нагнеталась торжественная обстановка: динамики, включенные на полную громкость,
в данный момент как раз сообщали на всю прилегающую акваторию:
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди!
И Ленин, такой молодой,
И юный Октябрь впереди!
Сам же товарищ Панкратов, сияя надраенными регалиями,
суетился, что твой колобок, он то исчезал в недрах «Сириуса», то вновь возникал
на палубе, неутомимо напоминая всем и каждому, что товарищи мужского пола
обязаны надеть галстуки, а лица пола женского – особое внимание уделить
длине юбок, понятно, в сторону максимума, отличающих советского человека за
рубежом приличий. Натолкнувшись на Мазура, он, видно, замотался уже настолько,
что прошипел:
