– Ничего больше под рукой не было. Да, револьвер я выбросил
за борт. Там же. И дыхательный аппарат. Нас учили, что в этом случае уже
никаких отпечатков пальцев не получить, вода, сами понимаете, их быстренько
уничтожит...
– Понимаю. Дальше.
– Ну, и отправился в порт...– вздохнул Мазур.
– Как были? В одних штанах и босиком?
– А что еще оставалось делать? На судне не нашлось ни обуви,
ни рубашки, они, надо полагать, обходились минимумом вещей... Доки я обошел
кругом, по лесу, выбрался к порту. Эта стена... в общем, рассчитана она на
обычного человека. Здешние воришки ни ее, ни колючую проволоку не преодолеют,
но нас-то учили брать препятствия и почище... Перемахнул. И прямиком направился
на «Сириус». Хорошо, у них тут совершенно не в моде сторожевые собаки. Впрочем,
нас и с собаками обращаться учили...
– Вы отклоняетесь от темы,– вежливо прервал симпатичный,
белозубый представитель.– Перемахнули и направились на «Сириус»... На вас
обращали внимание?
– Да нет, пожалуй что,– сказал Мазур.– Не особенно.
Внутренняя охрана порта поставлена скверно, и потом, на территории вечно полно
народа столь же экзотического облика, белых в том числе,– грузчики, подсобники,
тому подобные... Словом, никто особенно не приглядывался.
– Понятно...– белозубый черканул что-то на лежащем поверх
толстой кипы собственноручно исписанных Мазуром листов типографском бланке.– Не
приглядывался... Товарищ старший лейтенант, мне, честное слово, абсолютно
неясен один важный нюанс... Почему вы так старательно выгораживаете эту вашу
мадемуазель Мадлен?
– Я ее не выгораживаю,– сказал Мазур.
– Да? Вы в нескольких местах пишете: «совершенно уверен, что
похищение не имело к ней отношения». Это только один пример. Есть и другие,
столь же категорично сформулированные.
– Я просто уверен, что она не имела к этому отношения.
– Почему?
– Потому что мне не предъявляли никакого компромата, хоть в
какой-то степени основанного на... на эпизодах общения с ней,– сказал Мазур то,
что повторил за последние сутки, наверное, раз десять.– Если бы похищение
произошло с ее подачи, логично было бы предположить, что меня будут
шантажировать эпизодами...
– Вы настолько осведомлены о методах и тактике работы французской
разведки? Откуда, если не секрет?
– Просто пытаюсь рассуждать логически,– сказал Мазур.– И
потом, нам кое-что преподавали...
– В крайне облегченном и схематичном виде.
– Ну и что?
– Отчего вы так уверены в миролюбии французов? – с
простецкой улыбкой спросил собеседник.
– Потому что со мной обращались хамски как раз американцы,–
буркнул Мазур.
– Они вам показали американские документы?
– Нет. Но и французских не показывали. Вообще никаких.
– Ну да, ну да...– протянул белозубый и надолго зарылся в
бумаги.
Мазур украдкой перевел дух. Похоже, последовавшие за его
возвращением на «Сириус» сутки суждено было вспоминать всю оставшуюся жизнь. В
кошмарных снах. Сначала он кропотливо изложил на бумаге все с ним происшедшее.
Потом Самарин – в присутствии практически не вмешивавшегося Дракона –
учинил трехчасовой допрос и вел его так, словно Мазур ничего не писал, а он,
соответственно, ничего не читал. Лаврик, как клещ, вцепился в те мелочи, о
которых Мазур даже и не помнил: ну, скажем, сколько именно соверенов дала
Эжени, помнит ли Мазур, чьего производства был дизель на судне Джейка, не было
ли у Гурбачана амулетов на шее... И тому подобное. Мазур отвечал старательно,
подолгу задумываясь: он имел все основания считать, что в этих вопросах был
какой-то недоступный рядовому старлею смысл... К тому же после подсунутого
Лавриком стакана с кока-колой произошло нечто странное: Мазур утерял себя,
словно часть его сознания стерли резинкой. Появилась странная заторможенность,
не удавалось подумать – ответы на вопросы сами собой срывались с губ.
Полное впечатление, будто ему что-то подсыпали...
Потом, к счастью, дали несколько часов поспать. И
вновь – допрос. А после допроса – требование вновь изложить на бумаге
свою одиссею. И снова отдых. И снова допрос. В конце концов появился этот
белозубый и потребовал еще раз изложить все в письменном виде. А когда Мазур
изложил, принялся допрашивать так, словно письменных показаний не
существовало...
Разумеется, Мазур не протестовал и не ершился: повиновался,
словно управляемый на расстоянии чужими командами. Такова была жизнь. Они имели
право все это с ним проделывать, его давно предупреждали о подобном обороте
событий в случае нештатной ситуации...
Он никого не винил – таковы порядки. Но глубоко в душе
засела противная заноза. Чересчур уж легко и просто он превратился из
полноправного члена группы облеченных высокой миссией элитных офицеров...
непонятно даже в кого. В говорящую куклу, обязанную издавать осмысленные звуки,
лишь только потянут веревочку...
Белозубый перевернул бланк чистой стороной вверх, извлек из
толстой папки лист бумаги, придвинул его к Мазуру и положил сверху авторучку.
Подался вперед, глядя в глаза, тихо и задушевно произнес:
– Знаете что, старший лейтенант? Есть великолепный способ
покончить со всем этим раз и навсегда. Самым приемлемым для всех способом. Вы
сейчас сядете и кратенько напишете правду. Подлинную правду. И – будем
считать, что ничего не было, вы по-прежнему остаетесь в кадрах... Понимаете
меня? Правду.
Мазур не хотел его понимать. Ни за что на свете. Изо всех
сил стараясь не сорваться, тоже перегнулся через стол и, не отводя глаз,
произнес с расстановкой, устало:
– Я трижды писал правду. Всю. Подробно и скрупулезно. Вот,
перед вами третий экземпляр. Я могу написать и четвертый, если прикажут...
Только одного листочка будет мало.
Какое-то время они не шевелились, уперевшись взглядами друг
в друга. Наконец собеседник без тени обиды рассмеялся:
– Экий вы колючий, товарищ старший лейтенант... Пожалуй что,
в четвертом экземпляре нет необходимости. Вы свободны.
Грузно поднявшись, Мазур вышел в коридор. Там его терпеливо
ждал «дежурный по каптерке». Они направились к каюте Мазура, строго соблюдая
нехитрые правила игры: Мазур притворялся, что вовсе даже и не замечает идущего
следом, в двух шагах, конвоира, а тот столь же старательно изображал, будто
никакой он не конвоир, а просто-напросто случайный попутчик...
Оказавшись у себя в каюте, Мазур сел на койку и долго
созерцал носки собственных сандалий. Не было ни злости, ни безнадежности, ни
страха. Скорее уж, он словно бы раздвоился, наблюдал со стороны за нелепой
марионеткой, вдруг потерявшей собственную волю, желания, права, да все на
свете. Ему просто-напросто не хотелось думать, гадать и ждать. Все равно от
него самого уже ровным счетом ничего не зависело...
Поднял голову, услышав деликатный стук. И тут же, к его
удивлению, в каюте появился товарищ Панкратов, причем, что интересно,
прямо-таки лучившийся дружеским расположением. «А этому что тут надо?» – в
совершеннейшем недоумении подумал Мазур. Панкратов не имеет никакого права
официально вмешиваться в деятельность группы, его осведомили, конечно, о
происходящем, но и только. Одно у него право: брюзжать и строчить докладные.
Будь они обыкновенной группой, отправленной на задание, обошлись бы без всякого
замполита. Но поскольку, согласно каким-то высшим соображениям, зафиксированным
к тому же в виде официальных регламентов, «Сириус» считался «обеспечивающим
судном, приписанным к Балтийскому флоту», то ему полагался замполит...
