Убеждали даже не эти компактные приспособления, и впрямь
напомнившие Мазуру кое-какие спецкурсы, а этот тихий, ровный, усталый голос.
– Но как...– только и смог он произнести.
– «Как» – это уже дело десятое,– сказал Лаврик.–
Девочке, я так полагаю, хотелось жить красиво. Иногда так хочется жить красиво,
что о средствах не думают абсолютно. Откровенно тебе скажу, я пока еще не знаю
в точности, на чем ее приловили и как так вышло, что согласилась. Не моя
епархия. Но вот в том, что работала она старательно, могу тебя заверить честным
словом офицера. Однакож переиграли... Прихватили за ушко. Вообще-то, задумка
была неплохая: сначала она, играя жертву раздирающих душу сомнений, все же
рассказывает сквозь зубы, что это именно из твоего иллюминатора свисал
проводок, когда мы перехватили передачу... Что ты таращишься? Именно так и
рассказала, выполняя свой гражданский долг и долг офицера...
– Зачем? – тоскливо спросил Мазур.
– То есть как? – Лаврик даже удивился немного.– Мы,
влекомые служебным долгом и охотничьим азартом, немедленно к тебе вваливаемся,
переворачиваем все вверх дном, благо ты на заметке после известных твоих
странствий по острову... Ничего не найдя, к тому же установив по своим каналам,
что никаких проводков из твоей каюты не торчало, вежливо извиняемся за ошибку и
снимаем тебя с листа подозреваемых. И становится твоя каюта «чистым» местечком,
куда с обыском и вообще с осмотром никто уже не будет наведываться. Тем самым
местом, куда можно украдкой перенести все уличающие штучки – у нее ж тоже
нервы, хлебчик шпиона горек, под расстрельными статьями ходит... Использовали
тебя, мой милый. За болвана. Случается такое. Ты не первый и даже не сотый,
если такая арифметика хоть немного утешит. Моя б воля, я бы тебе легонько
настучал по сусалам – за то, что вопреки строжайшим инструкциям распускал
язык в постельке: «Когда мы, наконец, отсюда уберемся?» «Скоро, милая, два-три
дня, не более, а теперь раздвинь ножки...» Эк тебе кровь в рожу бросилась,–
сказал он безжалостно.– И правильно. Чтоб проняло до печенок, тогда, может, и
поймешь, что инструкции для того и пишутся, чтобы их исполняли в точности.
Независимо от того, кто перед тобой – родная мама или очаровашка, которая
тебе дает со всем прилежанием, так что у тебя от павлиньего самомнения мозги
плывут...– Он усмехнулся.– Ничего-ничего, пусть тебя корчит как следует... Не в
ЖЭКе трудишься. Были микрофоны в каюте, а как же. За битого, как известно, аж
двух небитых дают... Она все сливала, ты понял? Все, что проходило через ее
ручки. Правда, с некоторого момента через ее ручки начало проходить то, что с
реальностью имело мало общего, но это уже другая песня... Ладно,– он устало
поднялся, похлопал Мазура по плечу.– Не надо биться башкой о стену. Не будет у
тебя особых неприятностей, честное слово. Тут ты ни при чем. Самое большее, что
получишь за длинный язык,– устное порицание в матерной форме. Неприятности
будут кое у кого другого, которого здесь и нет вовсе, у тех, что всерьез
прохлопали, хотя обязаны были бдить... Ну, тебя можно оставить одного? В петлю
не полезешь? Я серьезно спрашиваю.
– Поди ты,– огрызнулся Мазур.
– Значит, не полезешь,– констатировал Лаврик.– И правильно.
Не стоит оно того.
– Но как же...
Он и сам толком не знал, что хотел сказать. Однако Лаврик,
очень похоже, его понял.
– Да вот так,– сказал он, подумав.– Ни симпатичная мордашка,
ни папа-адмирал еще не гарантируют от того, что в мозгах не заведется
блудливость, плавно перетекающая в шестьдесят четвертую статью... Это где-то у
Стругацких, кажется? «Она была такой красивой, что не могла не быть умной,
доброй...» Вздор. Муть голубая. Ежели судить по физиономии, то нашему
Панкратову пора маршальские звезды навесить или вылепить с него статую доброго
самаритянина, аллегорическую персону «Доброта и души тепло»...– Он вздохнул,
поднялся, тщательно застегнул брякнувшую сумку, похлопал Мазура по плечу.– Ну,
я пошел, мне теперь до утра глаз опять не сомкнуть, задушевные беседы пойдут, пока
клиентка в нужной кондиции и не оклемаласьтолком...
Дверь тихо закрылась за ним. Мазур зажал лицо ладонями.
Такого прилива жгучего стыда и бессильной злости с ним еще,
пожалуй что, и не случалось вовсе.
«Один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он
игрушкой детской был, ведь был солдат бумажный...»
Слишком много для одного человека, право же. Слишком много.
Чтобы вот так, со всего размаха – мордой в грязь, в самое поганое
дерьмо... Как же теперь жить-то? Неясно совершенно. Но в одном Лаврик прав: никакой
петли, мужик обязан держать удар...
Глава 5
...в чьем сердце пляшет желтый бес
– Завтракал? – спросил Морской Змей, не оборачиваясь.
Плетущийся за ним Мазур мотнул головой:
– Нет.
– Это ты зря. Давай-ка по уставу, прием пищи есть прием
пищи... Потом сразу пойдешь и как следует подзаправишься.
– А куда мы?
– Бумажку подмахнуть,– загадочно ответил Морской Змей.– Так,
проформы ради... А затем начинается боевое дежурство. Минут через несколько
снимаемся с якоря и уходим в точку рандеву. На эсминце груз будет целее, а нам
еще тащиться через половину шарика... Ты что фыркаешь?
– Знаешь, мне вдруг пришло в голову...– сказал Мазур,
пытаясь прогнать из души эту чертову пустоту.– Мы столько дней тут пластаемся,
под водой творится черт знает что, а ни одна живая душа из посторонних понятия
ни о чем не имеет. А ведь их чуть ли не полсотни... Смешно?
– Не смешно, а закономерно,– сказал Морской Змей.– Значит,
мы хорошие профессионалы... Имей в виду, тут нарисовался еще один непонятный
сюрприз. С рассветом пришла моторка. Оператор нашей Мадлен, этот байбак сонный,
и еще какой-то сопляк. Привезли ей из Виктории почту, все вроде бы естественно,
но потом у них, изволите ли видеть, мотор накрылся. Мы, конечно, благородно
полезли помогать, выяснилось – не врут, накрылся, и качественно. Вот
только, чтобы добиться такой поломочки, надо хорошо потрудиться напильником...
Придется везти их в Баэ, а что поделать? Не за борт же выбрасывать...
– Не нравится мне это,– сказал Мазур.
– А никому не нравится. Дракон велел быть настороже, тебе по
раскладу выпадает шлюпочная палуба. С одной стороны, троих лягушатников
особенно остерегаться не следует при нашем перевесе, а с другой – поди
пойми, что у них на уме и кто им может на подмогу нагрянуть.
– Ну, у нас же полицаи на борту. Эти ребятки, что с Дирком,
смотрятся и покруче, чем те двое покойничков, и вооружены лучше.
– То-то и оно...– задумчиво промолвил Морской Змей.– Заходи.
Он распахнул перед Мазуром дверь с табличкой: «Лаборатория №
5. Посторонним вход воспрещен». Мазур послушно вошел в их лазарет, потаенный, в
хозяйство Лымаря.
Сам Лымарь, не обернувшись на стук двери, согнувшись,
старательно сметал в совок позвякивающие осколки – кажется, обычного
стакана. Одно из белых кресел оказалось перевернутым, на глазах у Мазура Лаврик
поднял его, аккуратно поставил под иллюминатором. Поморщившись, поднял руку ко
рту и пососал длинную кровоточащую царапину на тыльной стороне ладони.
