В ее кабинете было жарко и пахло какими-то сладкими пряными
духами. Судя по сердитому выражению лица, Зюзя действительно читала нечто
интересное. Она терпеть не могла, когда ее отвлекали.
– Шура, ты понял, что сегодня в половине шестого вечера тебя
ждет Рязанцев? – буркнула она, не поднимая головы. – Кстати, заодно побеседуешь
и с домработницей Лисовой.
– Нашлась, наконец? Где же?
– Надо уметь искать своих свидетелей, майор Арсеньев. Все
это время она находилась у Рязанцева.
– Как вы узнали?
– Да просто позвонила ему домой. Оказывается, Лисова училась
с ним и его женой в университете. Она вроде как и не домработница. Она почти
родственница. Все эти годы преданно служила семье Рязанцевых, нянчилась с
детьми, помогала по хозяйству. Никакой личной жизни. Только служение друзьям,
совершенно бескорыстное служение. Видишь, Шура, оказывается, еще остались на
свете возвышенные и чистые натуры. Вот так, а ты говоришь…
Он ничего не говорил. Он молча слушал и восхищался Зюзей.
– Светлана Анатольевна Лисова именно такая натура, чистая,
возвышенная и совершенно бескорыстная. То есть, возможно, конечно, они иногда
помогали ей морально и материально в трудную минуту, но это была дружеская
поддержка, никак не плата за услуги. Платить ей регулярно стала только Виктория
Кравцова, – Зюзя тяжело вздохнула. – Боюсь, у нас всплывает первый фигурант. Ты
только представь, каково ей было трижды в неделю убирать квартиру Кравцовой?
– Зинаида Ивановна, как все вы это узнали?
– Рязанцев рассказал.
– По телефону?
– Разумеется, по телефону. Я ведь не ездила его допрашивать
этой ночью.
– То есть всю вот эту информацию о Лисовой вы сумели добыть
у него по телефону?
– Надо уметь спрашивать, Шура. Надо точно формулировать
вопросы, внимательно слушать ответы и делать выводы, аккуратно отделяя факты от
собственных домыслов. Рязанцев мне просто сказал, что с Лисовой они знакомы
больше четверти века. Познакомились в университете. Она была свидетельницей на
свадьбе. Из документов мне известно, что она никогда не была замужем, детей не
имеет. Сейчас живет у Рязанцева, ночует в его доме. Это факты. Все прочее – мои
выводы и домыслы.
– А почему вы не сказали об этом на совещании? – удивленно
выпалил Саня.
– Потому что я хочу, чтобы первыми поговорили с ней мы, а не
ФСБ, – быстро произнесла Зюзя и поморщилась.
– Так, может, взять с нее подписку о невыезде? Ведь и алиби
у нее никакого нет, и ключ от квартиры, и мотив.
– Ты сначала просто побеседуй с ней, Шура. По-хорошему,
по-дружески. Не надо ее напрягать раньше времени. А там посмотрим. Кстати,
Рязанцев просил прислать к нему домой именно тебя. Интересно, чем ты ему так
приглянулся?
– Я интеллигентный. Моя физиономия внушает доверие.
– Да? – Зюзя критически оглядела Арсеньева. – Это ты сам так
решил, или тебе кто-то сказал?
– Сказали.
– Не верь. Хитрая лесть. Альтернатива взятки. Слушай, Шура,
– она окончательно оторвалась от бумаг на столе и похлопала себя ручкой по
губам, – ты ведь работал по убийству гражданина Куликовского?
"Значит, не напрасно я надевал свой эксклюзивный костюм
и потратил полночи на откровения Павлика Воронкова. Вот оно, счастье!” –
обрадовался Арсеньев.
– Совершенно верно, Зинаида Ивановна. Работал.
– Эй, а чего засиял, как свежий блин? – Зюзя прищурилась. –
Там вроде бы ничего радостного не было. Подозреваемый погиб до суда, орудие
преступления не найдено.
– Разве я засиял? – удивился Саня и даже привстал, чтобы
взглянуть на себя в зеркало. – Да, действительно. Это просто потому, что вы
отлично выглядите и мне приятно на вас смотреть.
– О Боже, Шура! – Зюзя выразительно закатила глаза к
потолку. – Где ты нахватался этой дешевки? Ты еще по коленке меня погладь.
– А можно? – растерянно моргнул Арсеньев и не выдержал,
засмеялся. Вслед за ним засмеялась Зюзя.
– Учти, майор Арсеньев, я этой вашей хитренькой мужской
лести не терплю. И от дураков устала. Я старуха злая и бесчувственная. Со мной
трудно. Предупреждаю заранее, если станет совсем невыносимо, подари котенка, –
произнесла она отрывисто, сквозь смех и вытерла кончиком салфетки под глазом.
Все знали, что Лиховцева коллекционирует кошачьи фигурки, и
если кто-нибудь хотел ее ублажить, всегда мог подарить очередную кошечку, все
равно – серебряную, деревянную, плюшевую, главное маленькую, не больше яблока,
и чтобы мордочка была выразительная. В кабинете две полки стеллажа были
заставлены фигурками кошек – фарфоровыми, хрустальными, медными, из малахита,
оникса и бирюзы, из пластмассы и гуттаперчи.
– Этот твой Масюнин, гений судебной медицины, – он, конечно,
слегка сумасшедший. Правда, надо отдать ему должное, у него случаются иногда
такие прозрения, что можно все простить. В случае с патронами именно так и произошло,
– Зюзя протянула Арсеньеву несколько листков со своего стола.
Компьютер выдал категорическое заключение, что Кравцова,
Бриттен и бывший мытищинский хулиган Кулек были убиты из одного и того же
оружия. Микрорельефы деталей ствола, отобразившиеся на гильзах, оказались
совершенно идентичны.
– Знаешь, это вроде как в вязании ловить и поднимать
упущенные петли, – задумчиво пробормотала Зюзя. – Месяц назад ты оставил где-то
гулять неизвестный ствол, вот он и выстрелил. Теперь придется вернуться к покойным
Куликовскому и Воронкову. К рецидивисту и наркоману. У них уже не спросишь, что
их могло связывать с руководителем пресс-службы крупнейшей парламентской
фракции и американским профессором-политологом. Ведь так не бывает, чтобы людей
убили из одного ствола, довольно редкого ствола, и при этом их совершенно
ничего не связывало. Как тебе кажется? А, Шура? Хорошо, что прошел только
месяц, а не год. Эй, ты здесь? Ты меня слушаешь?
– Да-да, Зинаида Ивановна, я здесь, я вас очень внимательно
слушаю, – энергично закивал Арсеньев.
– Не похоже. У тебя глаза ушли и плавают где-то в
подсознании. Вспомнил что-нибудь интересное?
– У вас карта Москвы далеко?
Зюзя, умница, даже не стала спрашивать зачем. Она просто
включила свой компьютер, отыскала нужную программу и кивком пригласила
Арсеньева сесть рядом.
Саня нашел озеро Бездонку в Серебряном бору. Оно находилось
совсем недалеко от Кольцевой дороги и непосредственно от поворота на Лыковскую
улицу, от того самого поворота, у которого вчера ночью решительный черный
“Фольксваген-гольф” подобрал одну из двух проституток-любительниц. В красном
трикотажном платье, в лаковых черных босоножках на немыслимой “платформе”, с
белыми волосами до пояса. Именно ту, которая лежала сейчас на столе у Масюнина
с ярко накрашенными губами и следами от пластыря.
