Название и номер газеты, в которой должно было появиться
объявление, некоторые детали текста, все оговаривали заранее, на предыдущей
встрече.
Последний контакт с кумаринским связником состоялся чуть
больше месяца назад. Это была русская дама лет пятидесяти, очень приятная. Они
встретились в приемной у стоматолога, быстро и незаметно обменялись
информацией, потом дама заговорила о кошках. Григорьев охотно поддержал
разговор, рассказал о своем Христофоре, который умер всего лишь полгода назад.
– Он прожил со мной почти восемнадцать лет, и теперь я
мучаюсь, не могу решить: завести нового котенка или лучше не надо, – признался
Григорьев, – я так привык жить с котом, что без него дом кажется пустым. А с
другой стороны, очень уж тяжело терять, почти как близкого человека.
– Да конечно же, заведите себе котенка, причем точно такого.
Это совсем не сложно. Даже не надо специально ехать в зоомагазин или в кошачий
клуб. Просто посмотрите пару номеров газеты “Покупатель”, там огромный раздел
частных объявлений о продаже домашних животных. Вы обязательно найдете себе
маленького беленького Христофорчика, – горячо заверила дама.
* * *
У майора Арсеньева неожиданно образовалась временная лакуна,
целых три часа до встречи с Рязанцевым. Он позвонил на мобильный Павлику
Воронкову и пригласил его в кафе, неподалеку от прокуратуры. Павлик долго
испуганно спрашивал, что случилось, Саня успокоил его, сказав, что ночью
разговор получился сумбурный и надо просто уточнить кое-какие детали.
В кафе было пусто и тихо. Ожидая Павлика, Арсеньев пил кофе
и лениво листал свой толстый потрепанный ежедневник. Там были записи по старым
делам, короткие, зашифрованные, снабженные картинками, схемами и для
постороннего глаза совершенно непонятные.
Он переворачивал страницы, почти не глядя, и сосредоточился
лишь когда нашел записи по делу об убийстве Куликовского и схему, которую
набросал во время следственного эксперимента.
Месяц назад Ворона, пристегнутый наручником к оперативнику,
повторял на бис свой безумный маршрут и честно пытался вспомнить, куда мог
выбросить пистолет.
Схема была красивая, разноцветная. Саня разукрасил ее потом,
дома, и всю исписал сокращенными цитатами из показаний подозреваемого,
свидетелей, своими собственными комментариями.
Месяц назад он потратил полдня, бегая по дворам между
Леонтьевским, Брюсовым и Вознесенским переулками, заглядывал в мусорные
контейнеры, нырял в проходные дворы, утыкался в тупики и заборы строек. Все это
уже было обыскано специалистами с собаками. Ворона мог бросить пистолет куда
угодно, мог просто выронить его и не заметить. Любой случайный прохожий, бомж,
ребенок имел возможность подобрать. Тогда, конечно, ниточка оборвалась.
Пистолет канул, и никакой связи с убийством Кравцовой и Бриттена найти не
удастся. Но верить в это совсем не хотелось.
Сообщение об убийстве поступило через тридцать минут после
выстрелов. Соседи обнаружили Куликовского в подъезде, вызвали “скорую”. Поскольку
Кулек сразу назвал имя своего убийцы, тут же объявили план “Перехват”, в
квартире Воронкова наряд оказался очень скоро.
Павлик был дома, он открыл дверь. На схеме в синий кружок с
ножками и ручками, символизирующий Павлика, были вписаны красные жирные буквы
“УЗ”, которые на языке арсеньевской тайнописи обозначали, что свидетель уже
знал то, что по идее не должен был знать. Рядом стоял бледный вопросительный
знак, нарисованный простым карандашом. То есть месяц назад Арсеньеву
показалось, что, открывая дверь милиции, Павлик уже знал, что случилось. Знал,
но изобразил удивление, повторял: нет, я не верю, это какая-то ошибка, этого не
может быть Тогда про пистолет он не сказал вообще ни слова. Вчера поплыл,
клюнув на вранье про отпечатки пальцев.
Дом Куликовского находится в Шведском тупике. Дом Воронцовых
– в Брюсовом переулке. Ворона бежал к Тверскому бульвару, чтобы пересечь его и
оттуда попасть в Козихинский, в наркопритон. На следственном эксперименте он
петлял и делал зигзаги по проходным дворам. Получалось, что бегал он в общей
сложности полтора часа. Но в таком случае его скорее всего поймали бы,
поскольку ловить начали сразу, и очень старательно. Была глубокая ночь, народу
мало, милиции много. Одет он был броско: красная лаковая куртка из искусственной
кожи, накинутая на голое тело, пятнистые камуфляжные брюки, белые теннисные
тапочки. Рост сто девяносто, болезненная худоба, на груди яркая татуировка,
портрет Че Гевары, шапка белых вьющихся волос. Куликовский, хоть и был плох,
сумел подробно описать его внешность и одежду.
Итак, если бы Ворона в ту ночь полтора часа носился с
выпученными глазами в окрестностях Тверского бульвара, его бы безусловно
задержали. Значит, сразу помчался за своей дозой, в наркопритон, и успел
добежать и скрыться в квартире до того, как его начали ловить.
Ну да, конечно, он петлял и путал следы во время
следственного эксперимента, потому что тогда еще не признался, где на самом
деле провел ночь, боялся засветить наркопритон. А о том, что он прибежал именно
туда, стало известно позже, из оперативных источников.
Самый короткий путь к Тверскому бульвару – через Шведский
тупик и двор, в котором находится гараж. Павлик в это время был в гараже, там
горел свет. Вороне требовались деньги на дозу.
И вот тут начинается самое интересное. Обыск в гараже
проводился только на следующий вечер. Там стояла одна машина, “Тойота” Павлика,
а той, которую он пригнал для какого-то клиента из Германии, уже не было. Между
тем именно с ней Павлик возился ночью, пылесосил, выгребал мусор, наводил
порядок в багажнике. Разговор между братьями вряд ли проходил спокойно. Мог
Ворона незаметно сунуть пистолет в открытый багажник, допустим, под запаску?
– Господи, ну почему только сейчас это пришло в голову? –
Арсеньев так увлекся, что последнюю фразу произнес вслух, а вернее простонал, и
схватился за виски.
– Что вы говорите?
Саня вздрогнул и поднял голову. Над ним стоял Павлик,
бледно-зеленый, с красными опухшими глазами.
– Привет, – Арсеньев быстро захлопнул и убрал ежедневник, –
присаживайся, не стесняйся. Павлик опустился на краешек стула, затравленно
огляделся. Тут же подошел официант. Арсеньев заказал себе бифштекс, овощной
салат и томатный сок, Павлик есть отказался, попросил только зеленый чай.
– У нас очень мало времени, – предупредил Арсеньев, когда
ушел официант, – если сейчас ты честно и подробно ответишь на все мои вопросы,
мы забудем про отпечатки и расстанемся друзьями. В следующий раз я тебя
побеспокою только когда решусь заказать машину из Германии.
– – Да, я готов, – нервно закивал Павлик.
– Вопрос первый. Сколько денег ты в последний раз дал брату
Васе?
