– Если для вас честное слово становится надежным, только
когда оно оплачено, как я могу вам верить?
Рязанцев вскочил, прошелся по веранде, на секунду застыл,
глядя в темноту, вдруг резко развернулся и спросил нарочито спокойным голосом,
в котором уже дрожала тихая истерика:
– Вам что, деньги не нужны?
– Нужны.
– Ну вот, я вам даю! Слушайте, а может, три тысячи просто
мало? Но это ведь только аванс, потом вы получите значительно больше. Я не знаю
расценок, скажите, сколько?
– Евгений Николаевич, почему бы вам не обратиться в частное
детективное агентство? – печально предложил Саня.
– Потому что я слишком известный человек. Мне придется
раскрыть им весьма конфиденциальную информацию о себе, о своей семье. Где
гарантия, что они потом не станут торговать этой информацией? – Рязанцев
говорил быстро и все время смотрел куда-то в сторону, то в окно, то на кофейную
гущу в своей чашке. Ни разу еще он не взглянул Сане в глаза, а о Маше как будто
вообще позабыл. Когда зазвучал ее голос, он поморщился и вздрогнул.
– Вы так никогда не договоритесь, – сказала она тихо, но
решительно, – я могу предложить компромиссный вариант. Вы платите Александру
Юрьевичу три тысячи долларов. Так вам спокойней. Это вполне понятно. Он у вас
эти деньги берет и в свою очередь платит вам. Тоже три тысячи. Тоже за свое
спокойствие. Очень удобно. Вам даже не придется пересчитывать купюры, – она в
очередной раз зевнула и налила себе еще кофе.
Рязанцев уставился на нее воспаленными, почти безумными
глазами.
– Это справедливо, – кивнул Арсеньев, давясь смехом и изо
всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица.
Глава 32
Андрей Евгеньевич спрятал телефон. Сердце стало биться
спокойно и ровно. Одышка прошла. Часы показывали без пяти три. Он забрал у
продавщицы Христофора. Теперь он точно знал, что котенок будет носить это
почетное имя.
– Прежде всего, ему нужна специальная сумка, надежная,
прочная. Вернее, нечто среднее между сумкой и детским автомобильным стульчиком.
Только что по дороге сюда он выскочил и чуть не погиб.
– Да, я понимаю, – улыбнулась китаянка, – сейчас мы
что-нибудь подберем.
Ровно в три стеклянная дверь открылась и в магазин вошел
высокий сгорбленный старик с тростью. Григорьев разглядывал очередную кошачью
сумку и осторожно скосил глаза на посетителя.
Старик показался ему элегантным и надменным. От него за
версту пахло дорогим одеколоном. Он был в летнем пальто мышиного цвета, в
молочно-белой фетровой шляпе. Белый шелковый шарф красиво перекинут через
плечо. Из-под пальто виднелись светло-серые широкие брюки и темно-серые
замшевые ботинки.
Лицо старика Григорьев разглядеть не сумел, мешали большие
дымчатые очки в серебряной оправе, пышные седые усы и круглая аккуратная
бородка, переходящая в широкие бакенбарды вдоль щек, белоснежные и кудрявые,
как свежая мыльная пена.
Пока продавщица подбирала сумку, рассказывала о
преимуществах и недостатках разных видов кормов для котят, показывала
развивающие и успокаивающие игрушки, рекомендовала шампуни, ополаскиватели,
щетки, гребенки, витамины, средства от глистов, поносов и запоров, старик
уселся в кресло в углу и лениво листал подборку журналов о домашних животных.
Григорьев то и дело украдкой поглядывал на него, но ни разу не удостоился
ответного взгляда. Старик погрузился в чтение какой-то статьи в журнале. Очки
опустились на кончик носа. Шляпу свою он так и не снял, половина лица тонула в
тени.
Андрею Евгеньевичу почудилось нечто знакомое в том, как он
сидел, закинув ногу на ногу, как переворачивал страницы, как почесал
подбородок. Этот жест, случайный и мгновенный, насторожил Андрея Евгеньевича
еще больше. Мужчины, привыкшие носить бороду, совсем иначе прикасаются к лицу.
Между тем на прилавке росла гора Христофорового приданого.
Продавщица явно вошла в раж и не могла остановиться, предлагала все новые и
новые штуки, жизненно необходимые котенку: подстилки с антиблошиной пропиткой,
обувь и верхнюю одежду, на сегодня и на вырост, мягкий разноцветный домик,
который можно стирать в машине, антиаллергический стиральный порошок и
ополаскиватель для кошачьих вещей, корзинку-кроватку с пологом и без, десять
видов лотков и наполнителей для кошачьего туалета… , Григорьев опомнился, когда
она перешла к бантикам, заколкам и бижутерии. Он отобрал сумку, три баночки
паштета для котят, пару прыгающих игрушек и пакет с туалетным наполнителем.
Китаянка обиделась, улыбка увяла на ее лице, ласковый щебет
затих. Она холодно приняла кредитку, сложила покупки в мешок и тут же занялась
другим покупателем – стариком. Тут ее ждало еще большее разочарование. Старику
нужен был только поводок для собаки среднего размера, причем совершенно
конкретный поводок, полтора метра, черный, кожаный со стальным карабином. Пока
он делал свою покупку, Григорьев не спеша усаживал Христофора в новую сумку,
вполне универсальную, с несколькими отдельными большими карманами на молнии. В
один из них он положил бумажник.
Из магазина они вышли вместе. Старик, не глядя на
Григорьева, прошел мимо, обогнал его и направился вперед, по Флетбуш-авеню, к
Проспект-парку, большому зеленому парку с озером и множеством укромных скамеек.
Рядом были Бруклинский музей и Бруклинский ботанический сад, неплохие места для
конспиративной встречи, как и сам Проспект парк.
Старик миновал поворот к музею, прошел мимо главного входа в
парк, взял чуть правее и зашагал по Оушен-авеню. Григорьев притормозил у табачной
лавки, чтобы купить сигарет. Старик тоже притормозил и сердито оглянулся.
Дальше двинулись быстрей. Ритм задавал старик. Походка у него была совсем не
стариковская, легкая, стремительная, спина распрямилась. Трость явно мешала,
впрочем, это стало заметно не сразу. Пока они шли по людным улицам, он очень
натурально сутулился, прихрамывал и опирался на трость.
Григорьев послушно следовал за ним.
В парк свернули у самого озера. Там по лужайке носились
дети, запускали разноцветных воздушных змеев. Компания пожилых леди
раскладывала корзинки для пикника, рядом прямо на траве спала, обнявшись,
влюбленная парочка мужского пола в одинаковых клетчатых брюках и белых
блузонах.
Старик замедлил шаг. Он придирчиво и незаметно оглядывал
публику. Григорьев в свою очередь уже успел несколько раз провериться на
предмет “хвоста”.
Парк был пешеходным, следить из машины за ними не могли.
Оставались прохожие. За все время пути никто не показался подозрительным.
Наконец старик остановился у скамейки, подальше от озера и
гуляющей публики. Он сначала внимательно оглядел сиденье, провел по нему рукой
и, только убедившись, что не запачкает свои светлые брюки, уселся. Григорьев
садиться не стал. Он выпустил котенка из сумки, чтобы тот побегал по лужайке,
опустился на корточки, достал игрушечную пушистую мышь на резинке и стал играть
со своим Христофором всего в паре метров от старика. Тот молчал несколько
минут, вероятно ждал, что Григорьев заговорит первым. Но, не дождавшись,
произнес:
