– Только сыновья, Егорыч и Вика, – быстро произнес Рязанцев,
болезненно зажмурился и принялся массировать виски.
– Голова болит? – сочувственно спросил доктор.
– Все кувырком, все не так, – простонал Рязанцев сквозь
зубы. – Господи, ведь она была единственным человеком, которому я верил
безгранично.
– Галина Дмитриевна? – осторожно уточнил доктор.
Рязанцев взглянул на него тоскливо, затравленно и ничего не
ответил.
– Могу представить, что для вас остаться без пресс-секретаря
– это настоящая катастрофа, – вздохнул доктор после долгой неловкой паузы. –
Неужели некому заменить ее, хотя бы временно? У депутатов, насколько мне
известно, куча всяких секретарей, помощников.
– Ай, ерунда, одна видимость. Толпа бездельников и
дармоедов. Так на чем мы остановились?
– Вы назвали четырех человек, которым известно, где ваша
жена. Один из них уже не в счет. Сыновья ваши, Дмитрий и Николай, учатся в
Англии. Кто же остается?
– Вы хотите сказать, что Егорыч мог затеять какую-то свою
игру против меня? – произнес Рязанцев с вымученной скептической усмешкой.
– Ничего такого я вам не говорил. Вы сами это произнесли, –
мягко заметил Сацевич.
– Зачем ему? Он получает большие деньги, у него все есть.
– Знаете, такая плотная близость к власти рождает серьезные
амбиции. Он рядом с вами, но всегда в тени. Вы не допускаете, что ему может это
быть обидно? Впрочем, это меня не касается. Если ваш телохранитель слушает нас
сейчас, то я уже нажил себе смертельного врага. Но, поскольку терять мне теперь
нечего, я позволю себе дать вам один совет. В этом телефоне, – он вытащил из
портфеля маленький черный аппарат фирмы “Панасоник”, – есть карточка. Наверняка
существует техническая возможность расшифровать ее. Когда покупают номер,
обязательно надо предъявить паспорт. Конечно, паспорта бывают и поддельными, но
все-таки это серьезная зацепка, согласитесь. Так вот, мне кажется, будет лучше,
если этим займется не ваша служба безопасности, а кто-то другой. Ну, я не знаю,
можно обратиться в частное детективное агентство, можно хорошо заплатить
какому-нибудь сотруднику милиции, из тех, что расследуют убийство вашего
пресс-секретаря, и попросить о конфиденциальной помощи. Знаете, среди них тоже
иногда попадаются порядочные люди. Простите, вы меня слушаете?
– А? Да, конечно, – Рязанцев все это время вертел в руках
аппарат, нажимал кнопку меню. – Пожалуйста, наберите номер, – он назвал семь
цифр, и доктор тут же набрал их на своем аппарате. Раздался тихий звонок.
Несколько секунд оба, как завороженные, молча слушали нежное мелодичное
треньканье; наконец Рязанцев нажал отбой.
Дверь внезапно открылась, заглянула спортивная толстуха и
спросила:
– Еще кофе?
– Нет, – помотал головой Рязанцев.
– Женя, ты не завтракал, а куришь, – заметила она с упреком,
– давай я тебе хотя бы сметанки с ягодами принесу. И кофейку, а, Женечка?
– Света, уйди, пожалуйста, – поморщился Рязанцев.
Женщина, обиженно поджав губы, удалилась.
– Кто она? Родственница? – шепотом спросил доктор, кивнув на
дверь.
– Почти. Не важно, – Рязанцев раздраженно махнул рукой и,
помолчав, медленно произнес:
– Это мой мобильник. Я потерял его месяца три назад, оставил
где-то в Думе, то ли в буфете, то ли в зале заседаний.
Повисла тишина. Доктор молча, задумчиво постукивал пальцами
по краю стола. Рязанцев как будто вообще заснул, прикрыл глаза и дышал тяжело,
со свистом. Скрипнула дверь, и оба сильно вздрогнули. На пороге появилась
спортивная толстуха Света с телефоном в руке.
– Прости, – прошептала она и сделала жалобные, испуганные
глаза, – тебя из прокуратуры, какая-то Лиховцева, следователь. Я пыталась
объяснить, что ты занят, но она сказала – срочно.
Рязанцев взял трубку. Она была горячей и влажной от
Светкиной ладони.
* * *
Перед началом совещания майора Арсеньева отозвал в сторонку
его непосредственный начальник подполковник Хабаров и тихо, тревожно спросил:
– Саша, ты зачем сегодня утром помчался в морг?
– Откуда вы знаете? – удивился Арсеньев.
– Твоя бывшая супруга доложила. Я звонил тебе утром. Так в
чем дело?
Арсеньев подробно рассказал о неопознанной утопленнице со
следами пластыря и накрашенными губами.
– Бред, – решительно помотал головой Хабаров, даже не
дослушав до конца, – ты хоть сам понимаешь, какой это бред? Ты бы лучше
потрудился ознакомиться с протоколом вскрытия Кравцовой и Бриттена. Ни о какой
губной помаде, ни о каком изнасиловании там нет ни слова.
– Ну я же вам докладывал, Василий Павлович, – поморщился
Арсеньев, – эксперт сообщил мне все это, так сказать, в частном порядке и
предупредил, что в протокол вносить не станет.
– Правильно. Потому что протокол вскрытия – не глава из
фантастического триллера, а официальный документ. После твоего горе-эксперта
трупами занимается бригада судебных медиков во главе с профессором Бирюковым, и
никаких повреждений, кроме пулевых ранений, не обнаружено, о чем имеется
официальное заключение.
– А помада?
– Какая помада, Саша? – подполковник посмотрел на него с
жалостью, как на тяжело больного. – Тебе не приходило в голову, что миллионы
женщин имеют привычку красить губы? Сейчас без конца рекламируют по телевизору
всякую помаду, суперстойкую, которая в воде не смывается и в огне не горит.
Почему это должно иметь отношение к убийству? Ну зачем, зачем профессиональному
киллеру красить губы мертвой жертве? Был бы он псих, так он бы порезал,
покромсал, откусил бы что-нибудь, расчленил, разложил по коробкам и отправил
ценными бандеролями в разные города. В крайнем случае, он бы и Бриттену
что-нибудь там накрасил. Кстати, о психах. Этот твой эксперт – Масюнин,
кажется, его фамилия? Так вот, этот Георгий Масюнин – хронический алкоголик. Он
тебе наплел невесть что, а ты уши развесил.
– Но ведь поручили хроническому алкоголику такое
ответственное дело, значит, он не самый плохой специалист, – задумчиво произнес
Арсеньев. – К тому же я своими глазами видел следы пластыря на запястьях и
вокруг рта и помаду на губах. Не могла она самой себе, мертвая, накрасить губы.
– Почему мертвая? Может, еще живая, – усмехнулся Хабаров, –
мало ли какие у нее были привычки? Может, американцу это так сильно нравилось,
что он ее попросил?
– Да нет же, нет! Она была уже мертвая, когда убийца отодрал
пластырь. И со вторым трупом, между прочим, такая же история. Сначала
изнасиловал, убил, а потом как бы привел в порядок, понимаете?
