Книга Чувство реальности. Книга 2, страница 50. Автор книги Полина Дашкова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чувство реальности. Книга 2»

Cтраница 50

– Спасибо, – усмехнулся Григорьев, – это было мило и остроумно. Я оценил вашу заботу. А борода вам идет. Бакенбарды – это, конечно, чересчур, а бороду, может, стоит сохранить.

– В ваших советах не нуждаюсь, – проворчал Кумарин, – у нас очень мало времени. Эта наша встреча – глупость, бессмысленный риск, и чем скорей мы разойдемся, тем лучше для нас обоих.

– Да, я понимаю, – смиренно кивнул Григорьев, – но зачем же было самому беспокоиться, рисковать? Есть же люди…

– Затем, что на этот раз все чрезвычайно серьезно, – перебил Кумарин, – чем меньше будет привлечено людей, тем лучше. Цепочка должна быть короткой, самой короткой. Я, вы, ваша дочь. Все.

– При чем здесь моя дочь? Вы обещали, что никогда ее не тронете, – Григорьев взял у него Христофора и пустил на травку.

– Да, обещал, – Кумарин снял несколько белых шерстинок со своего серого летнего пальто, – но сейчас нет другого выхода ни у меня, ни у вас. И у нее, кстати, тоже. Для того чтобы решить проблему, надо совсем немного, надо только доказать, что покойный Бриттен был Колокол. Я нарочно сообщил вам заранее, чтобы у вас было время подумать.

– Это невозможно. Никто не поверит. Бриттен не имел доступа к секретной информации. Ни к стратегической, ни к агентурной, ни к какой, – Григорьев достал сигареты.

– Не вздумайте здесь курить, – прошипел Кумарин и вырвал у него пачку. – Вы что, с ума сошли? Здесь запрещено, это привлечет внимание.

– Хорошо, не буду.

Никогда еще Андрей Евгеньевич не видел его в таком состоянии. За семнадцать лет они встречались всего дважды. Кумарин вернулся в Москву из Вашингтона в восемьдесят четвертом, когда стало ясно, что Григорьев сбежал к американцам. После такого скандала он не мог оставаться на посту резидента. На некоторое время ему пришлось уйти на преподавательскую работу, он читал лекции в Академии КГБ. Потом, после смерти Андропова, стал потихоньку расправлять крылья. В кадровой чехарде поменял несколько руководящих должностей, возглавлял какие-то комиссии, комитеты, подкомитеты, немного поиграл в публичную политику, к девяносто второму легко просочился в финансовые структуры и окончательно растворился там. Международный институт гуманитарных инициатив, который он возглавил в девяносто пятом, был пустой формальностью, потому что на самом деле Кумарин руководил Управлением Глубокого Погружения.

Первый раз после побега они встретились в июне девяносто первого, в Египте. Григорьев купил недельный тур по Нилу на теплоходе для себя и Маши. Во время поездки на джипах в пустыню к бедуинам они познакомились с милейшим пожилым поляком, профессором, который преподавал философию в Варшавском университете. Его приятную профессорскую внешность несколько портило лиловое родимое пятно на скуле размером с небольшую сливу. Узнав в нем Всеволода Сергеевича, Григорьев испытал легкий шок, но вскоре успокоился. Даже если кто-то из группы следил за ними, вряд ли можно было найти в этом случайном знакомстве нечто подозрительное. К тому же оба перед прямым контактом хорошо проверились и убедились, что никаких “хвостов” рядом нет.

После ужина в просторной, увешанной пыльными пестрыми коврами палатке Маша вместе с остальными туристами увлеченно разучивала бедуинские танцы, Григорьев тихо беседовал с польским профессором в уголке. Они сидели очень близко, голова к голове, и говорить приходилось на ухо, поскольку звучала громкая музыка.

Повод был действительно важный. В конце июля планировалась встреча на высшем уровне. Президент США Джордж Буш и президент СССР Михаил Горбачев должны были подписать Договор о взаимном сокращении стратегических вооружений. С обеих сторон велась лихорадочная подготовка, заседали комиссии, подкомиссии, рабочие комитеты, готовились горы аналитических справок и прочих документов. С обеих сторон в силовых структурах были люди, для которых подписание договора стало бы глобальным, оскорбительным поражением.

Кумарин был заинтересован в успехе переговоров прежде всего потому, что хотел добить и уничтожить старую советскую номенклатуру, верхушку КГБ, МИДа, Министерства обороны, всех этих инфантильных маразматиков, генералов, членов Политбюро, которые никак не могли наиграться в свою ядерную “Зарницу”. Это был редкий случай, когда его интересы полностью совпадали с интересами Билла Макмерфи, который, в свою очередь, тоже устал от таких же маразматиков в ЦРУ. Оставалось только помочь друг другу.

Сидя на пестрых циновках в уголке бедуинской палатки, посреди ночной пустыни, под треньканье арабской музыки, двое пожилых благообразных туристов, двое случайных знакомых, по документам один американец, другой поляк, почти неслышно шептались по-английски, улыбались, хмурились. Разговор их длился всего минут тридцать.

Когда танцы кончились и пора было рассаживаться по джипам, экскурсовод-араб крикнул, что перед дорогой советует разойтись на несколько минут – леди в одну сторону, джентльмены в другую.

Кумарин и Григорьев перелезли через пологий зыбучий холм, отошли от остальных метров на двадцать.

– Правда, если договор будет подписан, они взбесятся и пустят в Москву танки, им терять нечего, – задумчиво произнес Кумарин, поливая песок звонкой струйкой, – а, как вы думаете?

– Вот тут они себя и прикончат, – ответил Григорьев, пуская свою струйку значительно выше и дальше.

– Почему? – недоверчиво нахмурился Кумарин и стал застегивать ширинку. – Танки-то пока у них, армия их, это главное.

– Главное не это, – покачал головой Григорьев и поморщился, пытаясь справиться с застрявшей молнией, – главное – умение драться и рисковать. А они воспитаны в страхе, они умеют интриговать, строить козни, льстить, лгать, добивать лежачего. Для открытой драки они слишком изнежены и трусливы. Если они решатся на серьезную заваруху с танками, то сами же первые испугаются до смерти, – Григорьев застегнул, наконец, штаны и посмотрел в черное небо, усыпанное гигантскими выпуклыми звездами. – Да, все забываю спросить, что у вас с лицом?

– Ссадина, – объяснил Кумарин. – Нырял без маски, ободрался о кораллы. Доктор в отеле замазал какой-то лиловой гадостью. Получилось очень похоже на родимое пятно. Отличная “особая примета”, сразу бросается в глаза. Ваша дочь, например, запомнит меня как польского профессора с большим родимым пятном на скуле. Если вообще запомнит.

– Папа, ты где? – донесся тревожный крик Маши. – С тобой все в порядке?

– Да, дорогая, сейчас иду!

– Красивая у вас выросла девочка, – заметил Кумарин чуть слышно, по-русски.

– Никогда ее не трогайте, – ответил Григорьев еще тише, тоже по-русски.

– Не буду, – Кумарин улыбнулся, сверкнув в темноте зубами, – даю вам честное слово, не буду.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация