– Именно поэтому я и сижу здесь с вами. Чтобы вы думали.
– Хорошо, – вздохнул Григорьев и убрал банку с паштетом у
Христофора из-под носа. Котенок съел больше половины, это было слишком много. –
Тогда давайте называть вещи своими именами. Вас волнуют не деньги, которые
требует ваш агент, и даже не статус неприкосновенности. Вы испугались и
растерялись потому, что он заказал Бриттена?
Кумарин застыл со своим несчастным порезанным мизинцем у
рта. Ранка все еще кровоточила.
– Откуда вы знаете? – спросил он глухо.
– Я это вычислил.
– Кто он такой, тоже вычислили?
– А как же! – Григорьев позволил себе усмехнуться. – Стивен
Ловуд, заместитель атташе по культуре. Они с Бриттеном вместе учились в
колледже, дружили. Именно поэтому Бриттен сначала решил поговорить с ним
откровенно, а потом уж передал информацию Макмерфи. Кстати, на чем он его
подловил?
– На физике Терентьеве, – вздохнул Кумарин, – когда Бриттен
узнал об аресте, решил, что это работа Лову да.
– Ясно. Кстати, как там у него дела, у физика ?
– Отпустили. Он чуть не умер от инфаркта, искренне раскаялся
и теперь близко не подойдет ни к одному иностранцу до конца своих дней.
– Ну и славно… Слушайте, Всеволод Сергеевич, если Ловуд
действительно заказчик убийства, в ваших силах помочь следствию доказать либо
его вину, либо его невиновность. Свобода – неплохая цена за ту агентурную
информацию, которую он держит в качестве своей страховки. Выбор между
российской тюрьмой и американским электрическим стулом не слишком его обрадует.
Думаю, он предпочтет тихую обеспеченную старость у себя дома, в кругу семьи.
– А если нет? Где гарантия, что он не продолжит беситься?
– Поймите, он бесится от страха, от усталости, – покачал
головой Григорьев, – все его поступки продиктованы желанием не победить, а
уцелеть. Если он действительно заказал Бриттена, а заодно Кравцову, ему сейчас
очень страшно, возможно, как никогда в жизни. Он в тупике. Так предложите ему
выход. И не забывайте, чтобы воспользоваться своей страховкой, сдать агентурную
сеть, он должен либо умереть, либо явиться с повинной. Вряд ли он этого хочет.
Кумарин резко поднялся и посмотрел на Григорьева сверху
вниз.
– А вы молодец, как всегда. Остается последний вопрос. Кто
возьмется передать ему это разумное предложение?
– Ну тут у вас большой выбор, – Григорьев улыбнулся и развел
руками, – тут я пас.
– Мне кажется, лучше всего с этой задачей справится ваша
дочь, – нервная улыбка задрожала где-то внутри бороды, и тут же исчезла, – я же
сказал с самого начала: цепочка должна быть самой короткой – я, вы, Маша. То
есть мисс Григ.
Григорьев медленно поднялся со скамейки и встал напротив
Кумарина. Он был готов к такому повороту и потому ответил вполне спокойно:
– Нет. Она этого делать не будет.
– Он знает о вас, и если его не остановить, он сдаст всех,
вас в первую очередь, – сказал Кумарин.
– М-м, – помотал головой Григорьев и широко улыбнулся, – обо
мне он ничего не знает. Сейчас вы блефуете, Всеволод Сергеевич. Это не ваш
стиль. Никакой связи с Машей я вам не обеспечу. А без меня вы к ней не
подберетесь, поскольку она не поверит и воспримет это как провокацию. Моя дочь
вам нужна не потому, что цепочка должна быть короткой. Просто вы хотите
получить дополнительные гарантии моей преданности. Все вам мало. У вас за многие
годы руководящей работы развилась колоссальная мания величия. Вы создали
гигантскую, мощную структуру, которая сожрала не только все ваши силы, но и
разум. Вы правда похожи на человека, который, имея миллионы, вынужден ночевать
под мостом, поскольку опасается, что в собственной постели его зарежут. Но это
все лирика. Если я вас правильно понял, Ловуд как агент вас больше не
интересует. Вы хотите от него избавиться, но не знаете, как это сделать,
поскольку он подстраховался, верно?
– Да! – вскрикнул Кумарин. – Сколько можно повторять одно и
то же? Допустим, вы правы. О вас он не знает. Но другие…
– Не кричите, Всеволод Сергеевич, – Григорьев приложил палец
губам, – мы все-таки здесь не одни, – он наклонился к уху Кумарина и прошептал
чуть слышно:
– Есть решение более радикальное. Надо просто аннулировать
его страховку.
– Как это? – Кумарин отстранился и уставился на него
несчастными больными глазами.
– Вы многие годы морочили голову бедняге Билли, подставляя в
качестве маленьких фальшивых “колокольчиков” невинных, честных людей. Вы
посеяли смуту в его душе, теперь пора снимать урожай. Если вы не будете мне
мешать, я сделаю это. Я попробую убедить Макмерфи, что информация об агентурной
сети, которую использует для своей страховки Стивен Ловуд, – очередная “деза”.
Все агенты на самом деле честные сотрудники, которых вы хотите подставить
оптом. Правда, это станет концом многолетней игры, и Макмерфи будет считать,
что вышел из нее победителем. Вас это, как, не огорчит?
– Думаете, получится? – Кумарин встряхнулся, глаза живо
заблестели. – Но каким образом вы собираетесь это сделать?
– Потом отчитаюсь, очень подробно, – усмехнулся Григорьев, –
но хочу вас предупредить, Всеволод Сергеевич. Если еще раз вы попытаетесь
нарушить ваше бесценное честное слово, я просто, явлюсь к Биллу Макмерфи с
повинной. И тогда вы проиграете в многолетнем поединке, потому что на самом
деле мы оба знаем, что настоящий и единственный ваш Колокол – это я. Остальные
лишь статисты. Колокольчики.
Григорьев посадил в сумку своего Христофора и зашагал по
лужайке мимо озера, к выходу из парка, не оглядываясь.
Глава 34
"Опель” Арсеньева медленно ехал по пустынной Москве.
Светало. Маша пересела на переднее сиденье, закуталась в одеяло. Ее знобило,
она продолжала разговор на автопилоте, почти ничего не соображая от усталости,
но остановиться не могла. В руках у нее был конверт с фотографиями. Ссадины на
лице убитой девушки напоминали следы от содранного пластыря.
Маша спросила об этом у Арсеньева, он сказал: да,
действительно, эксперт уверяет, что рот ей залепили пластырем, а губы накрашены
уже после убийства, очень стойкой помадой.
– Не исключено, что это серия? – осторожно уточнила Маша.
– Наверное, – кивнул он, – если, конечно, не белая горячка.
– То есть?
– Эксперт сильно пьет и любит пофантазировать. Слушайте, а
откуда вы столько всего знаете? – спросил он, как будто проснувшись, – Как вам
удалось раскрутить несчастную проститутку? Почему вы сразу решили, что если
убийца заклеил жертве рот лейкопластырем, значит это серия?
