– Объяснять придется сутки, просто поверьте мне, один раз в
жизни, поверьте на слово!
– Ага, я тебе поверю, а потом меня с работы вышибут, вся моя
выстраданная кристальная репутация пойдет коту под хвост.
– О! Зинаида Ивановна, я вам кота подарю, из горного
хрусталя, у вас ведь нет хрустального кота?
– Прекрати, Шура, половина третьего ночи, я в конце концов
пожилая женщина, я спать хочу!
В половине четвертого майор Арсеньев, старший лейтенант
Остапчук и старший следователь по особо важным делам Лиховцева, подобрав во
дворе в качестве понятых молодую парочку, которая выгуливала ирландского
сеттера, вломились самым беспардонным образом в маленькую однокомнатную
квартирку на Беговой, в которой проживал Феликс Нечаев. Просто позвонили в
дверь и сказали:
– Милиция! Извините за беспокойство, откройте, пожалуйста. В
соседней квартире произошло ограбление, нам нужны понятые.
Феликс поверил и открыл.
В его доме царил идеальный порядок. На полках аккуратными
рядами стояли кассеты с порнографией, триллерами, документальными фильмами о
маньяках, казнях, сексуальных извращениях. Отдельно, на почетном месте,
выстроились кассеты с записями ток-шоу, в которых он участвовал. В красивой
шкатулке, отделанной перламутром, лежал рулон широкого лейкопластыря, ножницы и
три тюбика губной помады, суперстойкой, разных оттенков, от алого до
темно-вишневого.
Пистолет “ИЖ-77” нашли почти сразу. Фелике не отличался
богатой фантазией и спрятал его в ящике с нижним бельем.
Он держался удивительно спокойно.
– Как вы догадались? – спросил он Арсеньева, когда увидел у
него в руках пистолет.
– По скелету в юбочке, – ответил Саня. Когда его усадили в
машину, он потребовал, чтобы на допросах, следственных экспериментах непременно
присутствовали съемочные группы популярных криминальных программ.
Глава 35
Доктор Сацевич Валентин Филиппович, лечащий врач Галины
Дмитриевны, встретил Арсеньева и Машу у ворот больницы. Было ясное прохладное
утро, начало одиннадцатого.
– Евгений Николаевич звонил полчаса назад, предупредил, что
вы приедете, но не сказал, что так рано.
– Интересно, как он сам умудрился проснуться после вчерашней
бурной ночи? – прошептала Маша Арсеньеву на ухо, пока они шли по пустым
больничным коридорам.
– Будильник поставил, – хмыкнул Арсеньев, – я же предупредил
его, что весь день буду занят и могу подъехать в больницу только с утра, вот он
и расстарался.
– Что, простите? – доктор оглянулся. Он шел впереди и
услышал их шепот.
– Ничего, это мы так, между собой, – улыбнулась ему Маша.
Они поднялись на третий этаж. На последней ступеньке Маша
споткнулась о складку ковра и машинально схватила Арсеньева за руку. Пальцы у
нее были ледяные, и ему даже показалось, что они слегка дрожат.
– Вам холодно? – спросил он, наклонившись к ее уху.
– Да, немножко. Знобит от недосыпа, – прошептала она, все не
отпуская его руку.
Лицо ее казалось страшно бледным, возможно, из-за
мертвенного света люминесцентных ламп в коридоре.
– К сожалению, пока я не могу позволить вам поговорить с
самой Галиной Дмитриевной. У нее совсем недавно был тяжелый приступ, и я не
знаю, как она отреагирует на незнакомых людей, – сказал доктор.
– Она вот в этой палате? – спросила Маша, кивнув на закрытую
широкую дверь.
– Да, а что?
– Ничего. Просто так… На этаже есть другие больные?
– Сейчас нет. Тут у нас только две палаты для VIP-больных,
вторая пустует. Милости прошу ко мне в кабинет.
В кабинете у Сацевича было очень уютно. Маша упала в широкое
мягкое кресло, закрыла глаза и потрясла головой. Доктор вызвал сестру и
попросил принести кофе.
– Совершенно темная и загадочная история с телефоном, –
произнес он, глядя то на Арсеньева, то на Машу, – никогда ничего подобного в
моей клинике не случалось. Я очень буду вам признателен, если вы выясните,
каким образом это могло произойти.
– Галина Дмитриевна выходит на прогулки? – спросил Арсеньев.
– Да, конечно, каждый день, обязательно в сопровождении
сестры или няни. Вы думаете, кто-то мог ей передать телефон во время прогулки?
Сразу скажу: это совершенно исключено. У нас серьезная охрана, посторонний
человек не может проникнуть на территорию, к тому же кто-то всегда рядом.
– У нее диагноз – инволюционный психоз? – спросила Маша.
– Да, депрессивная форма, почти классический случай. Тоска,
тревога, бред Котара.
Сестра вкатила столик, накрытый салфеткой. В кабинете вкусно
запахло свежим кофе.
– Что такое бред Котара? – прошептал Арсеньев Маше на ухо.
– Бред собственной отрицательной исключительности,
самообвинения, – тихо ответила Маша.
От первых глотков кофе щеки ее слегка порозовели. Она с
удовольствием съела шоколадное печенье, окончательно пришла в себя и обратилась
к Сацевичу:
– Скажите, Валентин Филиппович, течение непрерывное или
приступообразное, с рецидивами?
– Вы, простите, врач? – удивился и почему-то слегка обиделся
Сацевич.
– Нет. Я психолог, – Маша ласково улыбнулась ему. – Кофе у
вас действительно отличный.
– Да… Понятно… – он принужденно откашлялся, – я думал, вы
тоже из милиции. Ну ладно. Течение приступообразное. Приступы случаются
нечасто, но достаточно бурно.
– А вылечить ее в принципе можно? – подал голос Арсеньев.
– Как вам сказать? Я боюсь, что на изначальный диагноз у нас
накладываются элементы раннего сенильного слабоумия. Это серьезно усложняет
картину.
– Простите, а какие именно вы наблюдали симптомы слабоумия?
– спросила Маша.
– Ну иногда она притаскивает всякий мусор в палату из парка.
Однажды это была старая открытка с какой-то актрисой, потом кукла.
– Кукла? – хором переспросили Арсеньев и Маша.
– Да, старая пластмассовая кукла, образца шестидесятых.
Сейчас, по-моему, таких не делают. Она валялась под лавочкой, на которой обычно
Галина Дмитриевна сидит во время прогулок.
– Она что, нянчилась с ней? Играла? – спросила Маша.
– Нет. Просто принесла с собой и положила в тумбочку. Потом
был тяжелый приступ.
