Беда заключалась в том, что Вика Кравцова за последние три
года успела уволить всех, кто мог бы даже теоретически претендовать на ее
место, и собрала вокруг себя совершенно никчемную команду, на фоне которой
выглядела блестящей и незаменимой. К подчиненным она предъявляла всего три
простых требования: покорность, исполнительность и бездарность. Ей не нужны
были чужие идеи, ей хватало собственных.
Взять на себя ответственность и выйти к прессе никто не
решался.
– Лезут, лезут, сволочи, – зевнув, произнес Феликс и налил
себе еще коньяку, – стервятники, тянет их на мертвечину.
– Ой, перестань, не надо, – поморщилась Тата, – чего
делать-то будем?
Этот вопрос давно висел в воздухе. Все понимали, что до
вечера так сидеть невозможно. Либо надо начинать работать, либо просто плюнуть,
молча продраться сквозь кольцо журналистов и разойтись кто куда.
Феликс зажевал лимоном очередную порцию коньяка, Наташа
принялась сосредоточенно начесывать пышную челку, Вадик загасил докуренную до
фильтра сигарету и тут же достал следующую. И в этот момент дверь распахнулась.
На пороге стояла совсем юная стриженая блондинка в белых штанах и полосатой
майке.
– Здравствуйте, – сказала она, одаривая всех сверкающей
улыбкой, – меня зовут Мери Григ, я из Нью-Йорка. У вас там в предбаннике целая
толпа прессы. Вы хотите, чтобы они разошлись? Или вам есть что им сказать?
* * *
Нянька Рая не спеша мыла пол в палате, тряпка тихо чмокала в
ведре, за открытым окном щебетали птицы. Койка Галины Дмитриевны была слегка
приподнята и развернута к телевизору. Шло дневное ток-шоу.
– Я женским вниманием никогда обойден не был, – надменно
сообщил с экрана щекастый мужчина с длинными волосами, зачесанными назад и
забранными в хвостик, – у меня всякие были: и зрелые матроны, и девочки
молоденькие, и фотомодели, и бизнес-леди, так называемые деловые женщины. Вот
этих я просто не выношу.
– Чем же они вам так не угодили? – спросил тоненький
вертлявый ведущий в лиловом фраке, с необыкновенно пышным белым чубом и
круглыми, как монеты, глазами.
– Да они же вовсе не женщины, – пропел щекастый чистым
высоким тенором и снисходительно улыбнулся. – Желание доминировать свойственно
мужчине, женщина должна подчиняться, растворяться в партнере. А эти
бизнес-леди, они на самом деле своей активностью и, так сказать, независимостью
пытаются компенсировать свою половую неполноценность, подсознательную
фригидность. Это что-то вроде сублимации с элементами фрустрации.
– Гм.., понятно, понятно, – ведущий закивал с комической
важностью, – а теперь, пожалуйста, то же самое, только по-русски.
– Ax, да, извините, я психолог и привык пользоваться
профессиональными терминами, – мужчина пошевелил рыжими густыми бровями,
сморщил толстый нос, – фигурально выражаясь, они не хотят и не могут.
– Что именно? – тряхнув чубом и склонив голову набок, лукаво
уточнил ведущий.
Щекастый закатил глаза к потолку и произнес неожиданно
глубоким басом:
– Иметь полноценные сексуальные сношения с мужчиной.
Нянечка Рая отжала тряпку в ведре, вытерла руки полой халата
и, тяжело вздохнув, покосилась на Галину Дмитриевну.
– Вы бы лучше поспали, чем эту пакость смотреть. Давайте я
переключу на “Дикую Розу”. Можно?
– Феликс Нечаев не психолог, – чуть слышно произнесла Галина
Дмитриевна, – зачем он говорит не правду?
– Это вы о ком? – удивилась нянечка. Галина Дмитриевна
ничего не ответила. Она смотрела в экран. Глаза ее были неподвижны, она даже не
моргала.
– Итак, подведем некоторые итоги, – сказал ведущий и опять
тряхнул чубом, – наша сегодняшняя тема “Принципиальный холостяк”. Наш герой
утверждает, что изучил разные типы женщин и не хочет жениться, поскольку ни
один из этих типов его не удовлетворяет. Что скажут наши зрители? Пожалуйста!
Вот вы, девушка!
Ведущий крупными скачками подлетел к хорошенькой юной
блондинке в первом ряду и сунул ей в лицо микрофон.
– Если ему никто не нравится, зачем он вообще лезет? –
выпалила блондинка. – Пусть переходит на самообслуживание и сам себя
удовлетворяет!
В зале засмеялись. Оператор упер камеру в лицо герою. Лицо
это ходило ходуном. Двигались брови, вертелся нос, толстые губы то поджимались
в нитку, то вытягивались в трубочку.
– Знаете что, милая, – пропел он, опять басом, – я вам могу
сказать как профессиональный психолог, что у вас очень серьезные комплексы.
– Феликс не психолог, – повторила Галина Дмитриевна чуть
громче, – он закончил заочное отделение областного педагогического института. А
до этого служил в армии, строил генеральские дачи под Москвой.
Нянечка Рая собиралась вылить грязную воду из ведра, но
застыла на полпути к туалету. Швабра с громким стуком упала на пол.
– Что вы говорите? Я не поняла…
– Сначала мы взяли его на договор, курьером. Потом он стал
младшим редактором. Он пунктуален, аккуратен, никогда ничего не забывает, умеет
наводить порядок в бумагах и документах.
– Галина Дмитриевна! – испуганно окликнула ее нянечка. – Вам
нехорошо? Может, доктора позвать?
– Нет, Рая, не волнуйтесь, – больная глубоко вздохнула и
закрыла глаза, – можете переключать на свою “Дикую Розу” или вообще выключить.
И, пожалуйста, опустите мою койку, я посплю.
То, что произошло сейчас, было почти невероятно. Она
вспомнила, как звали щекастого мужчину, героя телешоу, кто он, откуда она его
знает. Впервые из черного вязкого хаоса вырвался наружу живой и понятный
фрагмент. Пусть это была всего лишь плоская картинка, пусть на картинке
кривлялся дурак Феликс, но она вспомнила. И еще ей удалось глядеть в экран, не
моргая, почти целую минуту. Это тоже был отблеск прошлой жизни, отблеск слабый,
бессмысленный, но милый.
Муж Галины Дмитриевны в самом начале своей политической
карьеры специально вырабатывал перед зеркалом пристальный, неподвижный взгляд,
учился смотреть, не моргая, в телекамеру – это сильно действовало на зрителей,
даже слегка гипнотизировало, однако глаза уставали, слезились, болела голова.
После репетиций перед зеркалом и телесъемок у него дергались сразу оба века. Он
нервничал и злился. Чтобы успокоить его, Галина Дмитриевна тренировала
гипнотический лидерский взгляд вместе с ним и превратила это в игру. Они
засекали время по песочным часам и смотрели в глаза друг другу, не моргая, кто
дольше продержится.
Она вообще многое делала вместе с ним и ради него – садилась
на диеты, когда он начинал полнеть, изнуряла себя игрой в большой теннис,
который на самом деле терпеть не могла, потому что мячик всегда, как
заговоренный, летел ей в голову. Более всего тяготили ее в той прошлой жизни
митинги и светские мероприятия. Ей было плохо в толпе. Она терялась, не любила,
когда на нее смотрят, все казалось, что-то не так: пятно на костюме, дырка на
колготках, тушь сыплется с ресниц, помада размазалась. Она старалась уединиться,
слишком часто бегала в туалет, проверить, все ли в порядке, тут же напрягалась,
что кто-нибудь обратит на это внимание и что-нибудь не то о ней подумает.
