«…собери ветви и листья, что опали с древа твоего, сложи из них костер, взойди на него, брось к ногам своим факел и обрати тело свое в пепел, ибо внутри ты уже черен и мертв…»
Старые друзья остались в Северинге, а новым своих забот хватает с гаком. Сам сделал все, чтобы Алесса приняла кровь отца и имя Эскабиан, а Симка чувствовал себя независимым. Рядом никого. Есть только ночь, облака, пропахшие дымом чужого горя, сумрак в спальне, слишком большой для одного, и эта дурацкая сигарета, что никак не хочет прикуриваться.
Сообразив, что надо потянуть в себя, Вилль зажег от свечки другую лучину и вернулся на подоконник. Да, так дело пошло! На кончике сигареты затрещал рыжий огонек, похожий на икринку. Буэ-э… Впрочем, курение оказалось не таким уж противным занятием, несмотря на горечь во рту, а процесс дымопускания увлек. Колечки не выходили, зато клубилось хоть куда, и аватар чувствовал себя младшим родичем теплоходу. Курильщик набрал полные щеки дыма, намереваясь выпустить струей. В лицо пахнуло ветром, оборотень инстинктивно вдохнул аж до селезенки…
Тут-то и выяснилось, что плакать аватары умеют. Слезы так и брызнули. Едва не вывалившись из окна вслед за сигаретой, Вилль захлебнулся лающим кашлем. Казалось, глотку терзает десяток одуревших кошек, легкие пережало и жгло нестерпимо. Раздирая ворот, Вилль поспешно кувыркнулся в комнату, пока кто из стражников не прибежал посмотреть, что за чахоточник дохает на весь парк, доплелся до стола и залпом опрокинул в себя полграфина воды.
Лоб холодила испарина. Помимо самума в глотке и общей дурноты, желудок представлялся простыней, которую усердно выкручивает после постирушки ражая кузнецова женка. Жалобно давясь в кулак, Вилль налил в стакан воды, взял новую сигарету, прикурил и вернулся на пост. Аватары не сдаются. Таково правило. Начатое дело необходимо завершить, так что если решил почувствовать себя настоящим мужиком, будь готов давиться. А зачем так решил, сам не понимал. Наверное, потому что эльфы не курят в принципе. Курят люди-человеки, и, может, когда-нибудь Алесса пристрастится. Хотя нет, она не станет. Да и не позволят. А она спросит ли? А аватар имеет право запрещать Повелительнице? А…
Очередной приступ кашля согнул напополам. Отплевавшись, Вилль запил из стакана. Так идет гораздо легче. Но аватары не должны идти легким путем – ведь это удел слабых. Вылить воду? Нет, пожалуй, не стоит. Воды в графине на донышке, а звать Фленку можно будет, только когда спальня проветрится. Иначе служанка Алессе наябедничает.
«Ну и трын-трава!» – порешил Вилль. Несмотря на ежей в горле и удушье, стало как-то полегче. Острые грани реальности смазались, вместе с дымом выкуривалась душевная усталость, и аватар чувствовал, что вот-вот наступит просветление. Сконцентрироваться на Цирюльнике…
– Ты ку-у-уришь?! – с изумленным придыханием зашипели сзади. – Винтерфелл, сдурел совсем?! Брось каку, пока я тебе ухи в табачный лист не скрутила!!!
Вилль меланхолично посмотрел через плечо. Алесса лежала животом на подоконнике, не замечая, что халатик распахнулся, послужив шикарной рамой портрету хрупких смуглых ключиц и шеи; на малиновом от ярости лице полыхали зеленые по той же причине глазищи, – смелый контраст для художницы. Поначалу парня смутила идея императора поселить в смежных комнатах на первом этаже гвардейца и принцессу, затем понял, что все сделано для пущей безопасности последней, а сегодня в закромах разума заскреблось иное, очень странное объяснение сего поступка. Теперь было просто по барабану. Барабан… Ба-ра-бан! Представилась вдруг пантера, марширующая по Равенне с барабаном на шее, во всю горлопанящая гимн империи. А за ней – полк мышей-оборотней с горнами.
Вилль прыснул, вследствие чего вдругорядь чуть не оказался головой в сугробе.
– Он еще и ржет! – всплеснула руками девушка. – Вот смотри, конь незаседланный, прибьет тебя капля никотина – ко мне потом не ползи! Выбрось!
Воля Повелительницы – закон. А в семье аватар слово мужа – закон. Н-да, дилемма…
Вилль глубокомысленно затянулся, но выпустил дым, так и не вдохнув.
– Курение – яд! Сам себя гробишь, осел! Брось немедля, кому говорю!
Принятие яда добровольно есть верный путь к самоубийству, сиречь, клятвопреступление.
– Осел бросил. – Вилль выбросил сигарету, слез с подоконника и прикрыл окно, оставив щелку для сквозняка.
В диалоге с Алессой-Повелительницей чувствовалась какая-то незавершенность, но в чем именно она заключается, аватар не мог понять. Вообще состояние было странным. Трезвый вроде, и ноги не подкашиваются, а вместо мыслей – винегрет. Приподнятый настрой пропал. Аватар снова остался наедине с огромной пустой комнатой, тьмой и ржавой каемкой пожарища за окном…
«Слушай и запоминай, Арвиэль. Нерушимые Правила – это незыблемый стержень сущности каждого из avatte d’Shaattar. Мы живем ради них и за них умираем…»
Гвардеец отпрянул: стекло в правой створке отражало его, повзрослевшего, серьезного, немного угрюмого – такого, каким Арвиэль запомнил отца.
«Аха-ха-ха! – У отражения слева были глаза шедхе и дерзкая улыбка, некогда растопившая ледяную атэ’сури Таннаис. – В Бездну Правила! Живи, как хочется, пока дышишь! Еще успеешь наплакаться! Мы ждем тебя, клятвопреступник…»
«Помни о Правилах, Арвиэль. Семья Повелителя – табу для тебя».
«Да не слушай его! Слетай к Леське, она – твоя, и только твоя!»
Захлопнув обе створки, Вилль до боли сжал переносицу, на миг зажмурился и снова открыл глаза. В стекле отражался призрак. Тяжело дышащий, с обвисшими руками и высоко задранной бровью. За спиной призрака горело черное небо и бил набат.
«Вспомни, что сказала Альтея, убийца! Там, где ты проходишь, остаются трупы!»
«Ты должен был остаться с семьей, Арвиэль. Должен был умереть с семьей. Почему ты не ушел с нами, сын?»
– Уйдите оба! – Бросившись ничком на кровать, Вилль накрылся подушкой, но голоса проникали сквозь ткань и перья. Убеждали, спорили, кричали…
Он едва шевельнулся, когда на плечо опустилась рука.
– Отстаньте!!! Ну, пожалуйста…
– Вилль, это я, Леська. – Подушку высвободили из мокрых, слабых пальцев. Аватару помогли перевернуться на спину, тревожно вгляделись в лицо, погладили по лбу холодной рукой – хорошо.
– Солнышко, ты смотрел, что покупаешь?
– Отраву… Не самую дорогую, но не дешевку.
Принцесса поджала губы:
– Ясно. Лежи, никуда не вставай и жди меня.
При всем желании встать не удалось бы: тело, включая голову, казалось набитым отсыревшими опилками. В распахнутое настежь окно дуло, остужая горящее лицо, перебирая волосы незримыми пальцами. Мебель плавала в сумраке, под потолком наворачивала круги ополоумевшая люстра, кровать переминалась с ножки на ножку. Вилль сомкнул тяжелые веки, и перед глазами вспыхнула россыпь кроваво-алых звезд. Они мельтешили, перемещались, слагаясь в узор. Звездочки эти были сущностями: последние жертвы Цирюльника отчаянно пылали, а другие смиренно дотлевали, навсегда прощаясь с Царствием Серым…
