— Кэрт.
— Помочь? — Мне заглянули в глаза, оказавшись внезапно так близко, что я едва не рухнула на пятую точку от неожиданности. Раздался глухой звук удара брошенной на землю коряги. Растерянно что-то мямлю.
— Она сказала «да», — пояснил Пых. — Рви, давай, а то Дрейк уже небось волнуется, где мы застряли. Мерзнет, психует, возможно, плачет…
Представив себе рыдающего на темной поляне василиска, невольно улыбаюсь. Но тут до ушей донесся треск одежды, и через пару секунд я напоминала жертву маньяка, а не приличную воровку из некогда хорошей семьи.
— Отлично, — удовлетворенно произнес Пых.
Сжимаю рубашку на груди, не наблюдая в этом ничего хорошего.
— А зачем она прикрылась? — удивленно повернулся Кэрт к мышу.
— Ща, погоди. Так, Кэт.
— Что?
— Ты жить хочешь? — с надрывом.
— Да.
— Тогда хватит ломаться. Ничего криминального у тебя не открыто. Так, легкие полунамеки.
— Грудь того и гляди вывалится, перестав намекать. И вряд ли кому-то это понравится.
— Мне нравится, — улыбнулся Кэрт. — Ты симпатичная для человечки.
— Класс! — произнесла я, обозревая то, во что превратилась моя одежда.
— Кэт, опусти руки и иди эротичной походкой! Я буду что-нибудь петь романтическое. А Кэрт…
— Я дрова несу, — кивая на корягу.
— А Кэрт будет идти позади нас и тащить дрова. Итак. Готова? Пошли.
И Пых запел. Громко, пронзительно, с чувством, стараясь попадать в ритм моего шага. Вздохнув, я решила послушаться совета и, старательно виляя задом, пошла в сторону поляны, периодически спотыкаясь и ловя себя на том, что снова пытаюсь прикрыть прорехи руками. Представляя лицо василиска, когда он меня увидит. У него не то что пульс — у него давление подскочит, и смеяться надо мной он будет еще долго.
Луна, ты моя половина!
Ну где же ты ходишь, любимый.
Одна я стою и сгораю,
От стра-асти горячей пылаю, —
надрывался Пых.
Я, заслушавшись, чуть приостановилась.
— Кэт, я сказал — эротичной походкой. А не вихляющей. Веди себя естественно, — громким шепотом на ухо.
Закусив губу, смотрю себе под ноги, покраснев при этом до кончиков ушей. Но, как говорится, жить захочешь — еще не так раскорячишься.
Умира-аю от любви,
Погибаю в одиночку.
Где ты, милый, помоги,
Скорота-аем вместе ночку.
Мышь так фальшивил, что порой его пение казалось мне визгом. Василиск, сидевший на поляне, с интересом посмотрел в мою сторону, прислушиваясь к словам песни и наверняка получая от всего происходящего немыслимое удовольствие. Нервно улыбаюсь и останавливаюсь.
— Прогнись, — прошипели на ухо.
— Что?
— Прогнись, я сказал. Эротишнее! Еще! Да не надо на мостик становиться, Кэт.
— Я не умею эротишно! — громким шепотом прошипела я в ответ.
— Все умеют! Даже кошки.
— И потом, темно же. Он все равно ничего не видит.
— Напротив, я вижу все, — довольно сообщил Дрейк.
— Вот! Видишь. Все было не зря.
Мне хочется застрелиться из арбалета или удавиться, прямо здесь и сейчас. О боги, что еще мне надо сделать в этой жизни, чтобы выжить? И на что я готова пойти?
— Ну и как… — Переступаю с ноги на ногу, чувствуя, как кожу обдувает в самых неожиданных местах. — Тебе нравится?
— Даже не знаю… — ошарашенно произнес Дрейк.
— Хм. — Кошусь на Пыха. Тот воодушевленно запел, потыкав меня в щеку и намекающе подмигнув.
Я не такая, как все,
Я удивительный лотос,
Принадлежу лишь себе,
А для других нужен пропуск.
Я буду петь до утра,
Я соблазняю словами.
Но только ради тебя
Ночью пою я стихами.
О, мой прекрасный калиф!
Ближе ко мне подползай же.
Я не виденье, не миф.
Вижу, ты счастлив, давай же
Крепче, сильнее прижми
Грудь волосатую к пузу.
Пузо мое, ты учти,
Я заменяю здесь музу.
Меня трясло. Стараюсь спрятать смех за кашлем. Пых же вошел в раж и явно почувствовал какую-то свою личную волну. Его больше не интересует, что я там вытворяю, он просто поет, периодически вспархивая мне на голову, откуда — снова сползал на плечо или падал в капюшон и ведь не сбился ни разу… Но песня становилась все более и более… пошлой, что ли. Что не могло не напрягать. Между тем василиск отбивал ритм сапогом и явно был захвачен сюжетом. Так что Пыха я прерывать не спешила, оттягивая тот момент, когда эта синеглазая сволочь начнет выдавать комментарии насчет моей выходки. Кэрт стоял, прислонившись спиной к дереву, не мешая и наблюдая молча, но с глубоким интересом все того же юного натуралиста.
Ты все пыхтишь и скрипишь,
Плачешь от счастья, дурашка.
Знаю, ты ночью храпишь.
Вот для тебя промокашка.
Милый, не бойся, я здесь,
И не покину до гроба.
Милый, ну что ты дрожишь?
Ты так невинен и робок.
Ну же, целуй же в уста,
И прижимайся всем телом!
Я создана для тебя,
Мертвая женщина в белом.
И тут он разом умолк, закончив петь на очень высокой ноте, едва меня не оглушив. Печально оглядевшись вокруг, он вернулся из мира, созданного силой своего воображения, и зачем-то погладил меня по щеке.
— Почему мертвая? — уточняю я шепотом.
— Потому что это его смерть, — печально.
— Ты решила меня удавить? — поинтересовался заинтригованный василиск.
— Нет. И я не в белом.
— Да это уже не о тебе, — отмахнулся Пых. — Это о ней!
— О ком? — Мне просто любопытно.
— О ней. О смерти. С косой, в белом саване. Ну знаешь, как в сказках.
— А я-то тут при чем? — Василиск явно был расстроен тем, что внимание переключилось с него на Пыха.
— Ни при чем. Можешь идти, — пискнул Пых и полез в капюшон, продолжая что-то напевать себе под нос, уверенный в том, что у него только что прорезался дар сказителя.
Делаю знак Кэрту и поворачиваюсь к Дрейку.
— Мы, кстати, дрова нашли.
На поляну вытащили корягу и грохнули у ног василиска.
— Всего одно бревнышко? — выгнул тот дугой бровь.
— А что, тебе не хватит? — с сарказмом в голосе.
Меня смерили холодным взглядом.
