Мавиви значительно помолчала, давая время обдумать сказанное. Нагнулась, нашарила нож и бросила в сторону, подальше и к самому берегу. Отвернулась, порылась в мешке и добыла одеяло. Понюхала, потерлась щекой о шерсть и успокоенно кивнула. Замоталась так, что глаз не рассмотреть, один нос кое-как виден... Ичивари выбрался из воды, поднял нож и ушел в лес, искать сухие ветки. Извинившись за утреннее поведение и обеспечив мавиви одеялом, он чувствовал себя превосходно. То и дело представлял, как расскажет все деду, и тогда в глазах старого махига загорится огонь радости.
Великий день! У людей леса снова есть 'ма-виви' - душа, имеющая воплощение и не утратившая силу единства с лесом. Набрав охапку веток и сучьев, Ичивари вздрогнул и заспешил к берегу. Бегом, спотыкаясь о корни, едва не падая и бормоча ругательства. Вдруг нелепая полукровка опять сгинула? Пойди её разыщи повторно. И, яснее ясного, звать бесполезно, она упрямее медведя... Юноша заскользил к берегу по мокрой траве, роняя ветки из охапки и озираясь. Не сгинула! Сразу стало легче и веселее на душе: сидит на прежнем месте, набросив одеяло на плечи, и перебирает пряди конской гривы. Священный пегий конь - Шагари - оказался надежнее любой веревки. Удержал мавиви на месте, убедил не уходить.
- Ты ломишься через лес, как распоследний бледный чужак, - с насмешкой сообщила мавиви. - Ты распугал белок и всполошил сорок во всей округе.
- Я боялся, что ты опять пропадешь, - признал Ичивари, быстро срезая дерн и укладывая ветки, кору, мох. - Меня зовут Ичивари, я сын вождя махигов. Старший сын.
- Это и так понятно, два пера, и крупное совсем красное, как у всякого пня горелого, - снова невесть с чего обозлилась мавиви. Покосилась и дернула плечом. - Но ты еще не сотворил с собой самого худшего, раз о тебе без скорби плачет мать леса. Поэтому я не убила тебя там, в сарае. - Девчонка зло рассмеялась. - Ты был такой нелепый с ножом! Все медлил, я тебя заболтала - и они пришли. Те, кого я позвала. Самовлюбленный горелый пень! Не видел, как над тобой качается змея. Не слышал, как вторая примеряется к жилке на ноге. Слепой, совсем слепой и негодный для леса.
Ичивари смущенно развел руками. Дотянулся до своих вещей, добыл огниво и быстро раздул из искорки молодой жадный огонек. Выпустил его пастись на мох и вкусную хрустящую кору. Попробовал вспомнить сарай. Не было там змей! Не мог он не заметить... Или мог? В голове невесть что творилось. Полукровка всхлипывала, кричала и умоляла. Шептала... оказывается - заглушала шелест змеиной чешуи.
Огонек окреп и захрустел тонкими щепками, а затем и веточками. Пришло время дать ему более основательный корм. Ичивари снабдил достойной пищей самого могучего, по мнению махигов, духа зеленого мира (если не считать покровителя вод). Поклонившись огню, сын вождя позволил себе снова обернуться к странной мавиви. Устроил для неё возле огня удобную подстилку из сухой травы. Бросил вьюк и пригласил пересесть ближе.
- Я так и не удостоюсь чести услышать твое имя? Могу еще раз извиниться и попросить о наказании. Но ты сама тоже виновата! Ты не сказала ничего сразу, ты вела себя непонятно. Я живу по законам, которые установил вождь. И даже несколько отступаю от них, потому что дед полагает неверным считать бледных бездушными.
- Вождь? - прошипела девушка с новым презрением. - Падаль. Гнилой мертвый человек. Совсем мертвый!
- Он мой отец, не надо так...
- Что он понимает в душах и бездушии? - возмутилась полукровка. - Как можно разделять людей просто из мести и старой пустой злобы? Если я буду долго сидеть на солнце, моя кожа потемнеет и я обрету правую душу! - она сухо рассмеялась. - Я не следую глупым законам. И не желаю их знать. Пусть брат учит, он бледный и мертвый. Все они такие. Я ушла от них, когда мне было четыре года. Сама ушла. - Она резко вскинулась, синие глаза снова стали темными, опасными. - В лесу я решаю, что есть закон, а что беззаконие. Разве твой отец ходит на охоту? Разве он покидает поселок в этот год? О-о, он прекрасно знает, как зол на него лес. Но не пытается образумиться. Наоборот, мстит. Пустил в ближние леса этого пня горелого, этого... урода.
- Не понимаю, о ком ты. Но надеюсь, мы еще разберемся. Грейся.
Ичивари снова накормил огонь и виновато вздохнул. Если припомнить: а ведь так и есть... отец с зимы не бывает в лесу. Всякий раз находится причина, чтобы отменить охоту или даже важную поездку на границу. К людям степи, например, по весне был отправлен вместо вождя он - Ичивари. И он ни о чем не задумался, гордый отцовским доверием и своей высокой миссией. Он ехал на Шагари и жаждал увидеть с опушки большую равнину, на которой просторно всякому ветру.
- Значит, ты обижена на магихов, - огорчился Ичивари. - Но это неправильно, мавиви почитаемы народом леса. И слова меняют больше, чем молчание. Если бы мы знали о тебе, мы бы...
- Утром я стояла и смотрела, как ты идешь по полю, - тихо сказала полукровка. - Я могла убежать. Могла назваться. Могла молча убить сына подлого вождя. Но я сомневалась. Бабушка никогда так глупо не сомневалась. Она была великой... А я теперь одна и мне трудно. Лес слишком рано позвал мою бабушку.
Ичивари покосился на воду. Костер уже греет, угли постепенно копятся. Пора бы заняться рыбной ловлей. А нелепая мавиви снова, кажется, вот-вот начнет плакать.
- Рыбу ты ешь? Тебе можно?
- Можно, - буркнула полукровка. - Сейчас. В этот сезон.
Ичивари не стал ничего уточнять дополнительно, кивнул и пошел к воде. Хотелось окунуться с головой и отрешиться от всех мыслей, зудящих просто-таки нестерпимо. Отец стал чужим лесу! Мавиви сознательно скрывается от народа, почитающего единых душами и оплакивающего их гибель. Слеза Плачущей была знаком не ему, а этой девочке... И не он надумал убивать, это его заманили в сарай, куда долго никто бы не заглянул. Все крики и мольбы были обманом. И вовсе эта мавиви не полукровка, рожденная от бледной сговорчивой матери: уж точно она не зря упомянула бабушку. Синеглазая мавиви - прямая наследница чудом выжившей единой души...
Слишком много нового и сложного. Ичивари вынырнул, отфыркиваясь. Быстро выбрался на берег и бросил на траву две рыбины. Почистил, выпотрошил, промыл. И пошел по мелкой воде к костру. Вряд ли мавиви понравилось бы вблизи наблюдать за чисткой рыбы. Так он решил, и потому все сделал сам и в стороне.
- Ичивари, - задумчиво выговорила мавиви, не оборачиваясь. - Бабушка мне говорила о воине по имени Ичива. Тот должен был хранить её сестру по дару. Кажется, это очень грустная история. Бабушка никогда не рассказывала её до конца. Там глина и травы. Для рыбы.
Ичивари кивнул: он и сам уже заметил приготовленную глину для запекания рыбы. Быстро обмазал и поежился, наблюдая, как мавиви играет с арихом. Гладит синие огоньки на углях, вроде бы ласково и уж точно без спешки перебирает тонкими пальчиками сами угли. Разгребает их, готовя место для рыбы. И снова укладывает на место. Если прежде он хоть немного, самую малость, сомневался в природе души этой светлокожей девочки, то теперь утратил повод к сомнениям. Огонь не жег её. Потому что дух его - арих - сам был частью этого удивительного существа.
