Элодия оказалась в узком коридоре. Она тщательно закрыла за собой дверь. Простые стражи не знали об этой части дворца. Итак, время для бегства у нее есть.
Тяжело опираясь на палку, Элодия потащилась вперед. Девушка считала шаги, чтобы не потеряться в лабиринте пересекающихся ходов.
Через толстые стены она слышала чистый звон цимбал.
Сейчас королеву этого дня поведут к большому паланкину.
Таково было циничное имя, которое давали девочкам, приносимым в жертву Бальбару. На день они становились королевами Искендрии. Наверняка стражи уже стучат в дверь к Промахосу.
Душная жара в лабиринте досаждала Элодии. Ей то и дело приходилось ненадолго останавливаться, чтобы набраться сил. Наконец она надавила на потайную дверь, в которой обычно стояли носилки для жертвы. Как и ожидалось, в помещении никого не было. Паланкин давно отнесли во внутренний двор. Девушка вышла из комнаты через боковую дверь и смешалась с толпой зевак, ожидавших появления королевы-жертвы.
На лестнице дворца застыли храмовые стражи — воины в бронзовых нагрудниках и шлемах с развевающимися черными плюмажами. Они стояли, развернув острия копий в пол, — лицемерный знак скорби о судьбе, ожидавшей королеву этого дня. Большие круглые щиты, на которых была изображена бородатая морда Бальбара, они придерживали левой рукой.
Каждый из стражей был роскошным напоминанием о скорой смерти Элодии, которая обязательно наступит, если девушка помедлит еще немного.
Шлюха жреца глубже надвинула капюшон. Проталкиваться сквозь ряды зевак было сущей пыткой. Она шла согнувшись, поэтому, вероятно, ее принимали за старуху. Большинство относились к ней с уважением, но было просто невозможно пройти через полчища горожан так, чтобы тебя ни разу не задели.
От каждого толчка Элодия стонала. Она всерьез опасалась, что рана вскоре начнет кровоточить.
Наконец девушка добралась до улицы, ведущей к гавани.
Увидела набережную с торговыми кораблями с Эгильских островов… Но в этот момент перед глазами у нее потемнело. Ноги подкосились. Она обессилела. Несмотря на то что Элодия сумела побороть подступающий обморок, подняться она не могла.
Шпионка обеспокоенно огляделась. Когда начнутся поиски убийцы жреца-князя Промахоса?
Перед девушкой остановился молодой человек и принялся разглядывать ее. Элодия невольно прижала к груди левую руку, в которой сжимала похищенные украшения.
— Тебе нехорошо?
— Жара, — пробормотала она. — Мне дурно. — Парень был коренастым. Возможно, он был одним из тех, кто помогал разгружать корабли. — Если ты отнесешь меня к набережной, то внакладе не останешься.
Он посмотрел на нее, как на чудачку, которая пытается на рыбном рынке отличить сегодняшнюю сельдь от вчерашней.
Одежда на ней была простой, однако ткань дорогая… Наконец он кивнул.
— Куда направляемся?
— К эгильским галерам. Пронеси меня мимо них. Я покажу тебе, на какой мне корабль.
Он наклонился, чтобы поднять ее, и взглянул ей в лицо.
Негромко присвистнул.
— Впервые красивая девушка обещает мне плату за то, что я понесу ее на руках.
— И не надейся на поцелуй, — прошипела она, надвигая капюшон ниже.
Когда он поднял ее на руки, Элодия вскрикнула от боли.
— Может, тебя лучше отнести к лекарю? — В голосе юноши слышалось искреннее беспокойство.
— Меня ждут у кораблей. Там обо мне позаботятся, — ответила она по-валентийски с эгильским акцентом, который не спутаешь ни с чем.
Шпионка Кабецана была уверена, что парня наверняка будут расспрашивать о женщине, которую он нес. Чем больше следов будут указывать на пиратские острова, тем лучше.
Больше портовый рабочий вопросов не задавал. Он пронес ее мимо пришвартованных галер. Элодия высматривала изящный и быстрый корабль, специализирующийся на торговле предметами роскоши. Меха и янтарь из далекой Друсны, тонкий шелк Фаргона, ладан, дорогие вина и другие экзотические товары, которые поставляли в храмы и богатым купцам.
Наконец почти в самом конце длинной набережной она заметила корабль, который, очевидно, собирался отправляться.
— Туда, — выдавила она из себя. — Поднеси меня к сходням.
Поднимусь я сама.
— Не думаю, госпожа, — решительно ответил парень и, прежде чем она успела возразить, он занес ее на борт.
Их окружили гребцы. Не нужно было слов: портовый рабочий понял, что на этом корабле ее никогда прежде не видели.
Детина усадил ее на ящик и, защищая от всех, загородил собой.
— Мне нужно на Цеолу, — негромко произнесла она, кладя серьгу с изумрудом на ящик рядом с собой.
— Кто ты?
— Женщина с деньгами и влиятельными друзьями.
Элодия немного отодвинула капюшон, следя за тем, чтобы никто не заметил ее окровавленные волосы. Наконец ее вид и слова подействовали. Сопротивление гребцов растаяло, но тут появился высокий мужчина с вьющимися седыми волосами.
— Благородных дам мы не возим, госпожа. Мы не можем предложить тебе помещение, подобающее по положению.
Она провела ладонью по ящику, печать на котором узнала.
Рука дрожала от слабости.
— Я менее хрупка, чем флаконы из тонкого голубого горного хрусталя, которые ты должен перевезти через море. Могу спать здесь, на палубе.
Седовласый поднял серьгу с изумрудом и оценивающе осмотрел ее.
— Безупречные камни. Если мы отправимся не больше чем через полчаса, ты получишь близнеца этой серьги. А теперь назови мне свое имя!
Седовласый недоверчиво разглядывал ее.
— Это капитан Эвтерес, — поспешно произнес один из гребцов.
Элодия одарила его улыбкой. Затем обернулась к портовому рабочему, который принес ее на борт.
— Если через луну в гавань войдет корабль с пурпурными парусами, значит, мой возлюбленный ищет меня. Поспеши к нему, как только он причалит. И скажи, что я уплыла с Эвтересом. — Она протянула парню маленькое золотое колечко.
— Тебе не следует плыть на этом корабле, — обеспокоенно прошептал портовый рабочий.
По лицу капитана Элодия прочла, что он точно знает, кому принадлежат корабли с пурпурными парусами.
— Не беспокойся за меня. Эвтерес знает, куда меня отвезти.
На его галере я в такой же безопасности, как хрустальные флаконы в этом ящике.
Девушка вновь улыбнулась капитану. Седовласый владелец судна должен понимать, что она — возлюбленная пиратского князя. Несмотря на то что на борту смотрели на нее как на зачумленную, капитан скорее позволит оторвать себе ногу, чем откажет ей в каком-либо желании во время поездки.
