— И ты, будучи таким верным другом, написал, что ее братик подох? Чего ты собирался этим добиться? Чтобы она повесилась?
— Я просто больше не мог ей лгать, — спокойно ответил старик. — Боюсь, я вообще почти не думал. Просто хотел избавиться от неприятной обязанности.
В то, что он ни о чем не думал, Кабецан не поверил. Это не в духе Балдуина. Интересно, что старик выкинет в следующий раз? Напишет девушке письмо, в котором будет раскрыта правда о смерти ее брата?
— Ты выполнишь мой приказ, Балдуин! Шлюха должна соблазнить благородного рыцаря, а затем налить ему в бокал отравленного вина. И тогда с неприятностью будет покончено.
От яда доспех его, наверное, не защитит!
— Прошу меня простить, повелитель, но это не то же самое, что убивать языческих князей в Искендрии или Друсне. Мишель Сарти — герой. Как я должен объяснить необходимость его смерти?
— Я король! Я не обязан отчитываться перед каждой потаскухой! О чем ты вообще думаешь?!
— Я думаю, что потаскухой ее сделали мы и что она оказала гораздо большие услуги Фаргону в борьбе с его врагами на протяжении последних нескольких лет, чем все наши воины, вместе взятые, включая белого рыцаря. Не стоит навешивать на нее столь грязное преступление. Непременно выплывет, что рыцаря убила она.
— Если малышка издохнет, тем лучше. Тогда она уже не сможет выяснить, что ты обманул ее насчет брата. Танкрет позаботится о том, чтобы чернь нашла ее и пригвоздила к первому попавшемуся дереву. — Охранник короля улыбнулся. Совести у него не было. — А теперь можешь идти, Балдуин. До сумерек я желаю видеть письмо, которое ты напишешь этой курве.
Кабецан запрокинул голову и прислушался к шаркающим шагам старого гофмейстера. Столь прямолинейно Балдуин никогда еще не выступал против него! Этого король стерпеть не может! Старый развратник поглядел на небо. Слабое осеннее солнце закрыла небольшая тучка. На террасе стало прохладно. Он подтянул медвежью шкуру повыше.
Когда Балдуин исчез, король подозвал Танкрета.
— Дерзость гофмейстера разозлила меня. Я был бы рад, если бы у него больше не было возможности меня обидеть.
Это должно выглядеть как несчастный случай. У него много друзей. Но никто не удивится, если старик упадет с лестницы.
Впрочем, сначала пусть сочинит письмо. Завтра будет хороший день для его смерти.
Танкрет подошел ближе.
— Мой король, разумно ли убивать старика?
Кабецан раздраженно поднял брови. Впервые охранник отказывался убить. Неужели его окружают предатели и слабаки?
— Не поймите меня превратно, повелитель. Долгие годы я ждал вашего приказа убить его. Он считает меня тупым головорезом. Не упускает ни единой возможности продемонстрировать мне свое презрение. Я не стану сожалеть о его смерти. И иногда я подумывал даже, не взять ли судьбу в свои руки, не дожидаясь вашего приказа. Но Балдуин слишком важен… Он посвящен в слишком многие тайны. Он хорошо справляется с задачами по управлению от вашего имени, и вам не приходится с этим возиться. Среди придворных не найдется никого, кто смог бы заменить гофмейстера. На следующий же день после его смерти начнутся трудности. Если позволите дать совет, повелитель, то пусть он сначала подготовит себе преемника. Тогда я с радостью убью его.
Кабецан устало провел ладонью по лбу. Охранник, обсуждающий приказы… Нужно и Танкрету поручить подготовить себе замену!
Дом королевы
Маураване удивили королеву. Они подарили ей роскошного белого жеребца и чудесное платье. Наряд был очевидно маураванский и тем не менее подходил Эмерелль: из мягкой белой кожи с длинной бахромой на рукавах, швы защищены от намокания, разрезы по бокам, чтобы удобно было сидеть верхом (или привлекать внимание мужчин)… Сотня мелких речных жемчужин образовывала причудливый спиральный узор.
К платью прилагались белые сапоги выше колен. Наряд был красив и практичен одновременно. В такой одежде королева сможет взобраться на Голову Альва.
Эмерелль повела коня через заснеженную равнину к звезде альвов. Она то и дело поглядывала на вздымавшуюся вдали гору. Пик ее был окутан густыми тучами. Говорили, что никогда еще дитя альвов не видело вершины. Фальрах сказал что-то, на что королева сначала просто не обратила внимания, но слова проникли в нее, словно яд, украдкой. Если ни одно дитя альвов и ни одно дитя человеческое не может найти путь наверх, значит, там может таиться девантар. Тот самый последний девантар, некоторое время назад сунувшийся в Сердце Страны, чтобы зачать дитя с волшебницей Нороэлль, а затем исчез. Может быть, он ждет на Голове Альва? Может быть, запрет — это защита?
Чушь, сказал ей рассудок. Зачем бы ему прятаться там?
Может быть, чтобы завершить кровавую вражду с альвами?
Эмерелль подошла к лодке, по-прежнему лежащей на склоне горы. Ее наполовину замело. Эльфийка расслабилась, очистила дух от сомнений. А затем потянулась к камню альвов. Ощутила силу Золотой Сети, пропустила ее через себя.
При этом она думала о Январском утесе, расположенном высоко над Фирнстайном, где на вершине горы лежит нужная ей звезда.
Магические врата открылись. Королева почувствовала беспокойство своего жеребца. Несмотря на то что он бесстрашно позволил ввести себя в Золотую Сеть, глаза его были расширены от страха, а ноздри подрагивали. Всего несколько шагов — и вот она в другом мире. Ветер трепал ее волосы, когда она ступила сквозь магические врата. Посмотрела вниз, на серые воды фьорда. На Январском утесе еще не лежал снег, но зима была близко. Холодный моросящий дождик вплетал серебристые капельки-жемчужины в гриву коня.
На берегу фьорда клубился легкий туман. Фирнстайна не было видно, но там, где должен был находиться город, сияли два ярких огня. Нет, не огня. То были костры, словно дома горели!
Эмерелль вскочила в седло и стала спускаться по склону.
Жеребец уверенно перенес ее через осыпь на отвесный, поросший травой склон. Когда порыв ветра разорвал туман, эльфийка отчетливо увидела огонь и детей человеческих, бегущих к фьорду. Горел дом неподалеку от праздничного зала королевы! Второй — в центре поселения. Что происходит?
Вражеских воинов вроде не видно…
Как только местность позволила, королева послала коня в галоп. Вскоре эльфийка увидела силуэты лодок на воде, а затем настигла беглецов. На лицах читался страх. Когда Эмерелль приблизилась, к ней бросился молодой человек с угрожающе поднятой мотыгой.
— Не подходи! Наша семья еще здорова! Не подходи!
Эмерелль придержала коня. Крупное животное заржало и встало на дыбы. Передние копыта взвились в воздух, и крестьянин испуганно отпрянул.
— Не ходи в Фирнстайн! Там чума!
Не удостоив мужчину ни единым словом, королева понеслась по берегу. Неужели в мире детей человеческих есть только беда и несчастье? Врата в примитивном деревянном палисаде были широко распахнуты. По безлюдной улице брела худая собака. Эмерелль понеслась на холм, где стоял пиршественный зал. Рядом стоял небольшой дом. Крыша его обвалилась. Из дверей вырывалось бушующее пламя.
