Здесь, среди столовых гор, заклинание, которое серокожие столь точно называли драконьим дыханием, не имело силы.
Ветер, пролетавший над белыми скалами, за столетия вытесал в мягком камне самые причудливые скульптуры, но он не был творением магии.
Подъем длился больше часа. Эмерелль знала, что почти достигла цели, когда колонна перед ней остановилась. На цыпочках пробежав вдоль пропасти, она протиснулась вперед.
Маленькое озеро с пальмами находилось более чем в двухстах шагах под ней. Скалы почти отвесно уходили вниз. Королева обернулась через плечо, и ее охватило странное чувство — тяжесть глубоко в животе в сочетании с желанием раскинуть руки и упасть спиной назад. Она не собиралась совершать самоубийство. Она хотела убежать! Ей просто хотелось упасть.
В ее представлении падение означало полет. «Нужно поспать», — мысленно напомнила она себе.
Узкая тропа стала шире. Она змеилась вокруг широкого скального уступа, было видно лишь часть долины, которая оставалась скрытой от глаз на протяжении почти всего подъема. Небесный мост и Солнечные врата, так называли ее когда-то эльфы-драконы. Эмерелль помнила голос матери. Та часто рассказывала об эльфах-драконах. Обо всех чудесах, которые могли видеть только они.
Сама Эмерелль еще встречалась с альвами, однако созданный ими порядок вещей к тому моменту рухнул. Сверкающая империя драконов погибла, альвы отвернулись от чешуйчатых созданий, а немногим позже и от всего мира.
Небесный мост представлял собой узкую артерию черного базальта. Он раскинулся над пропастью, образованной за тысячелетия ветром и водой. В самом узком месте мост достигал всего лишь десяти дюймов. У того, кто стоял на мосту — вверху бесконечная синь горизонта, внизу двести шагов до земли, — возникало чувство, что он висит посреди неба. Ущелье в этом месте сужалось. Из-за этого усиливался ветер и тысячей незримых рук толкал и тянул смельчака, отважившегося ступить на базальт. Мать королевы, Нандалее, рассказывала, что путь через мост был одним из экзаменов эльфов-драконников. Не один отважный воин потерпел здесь поражение.
Шалин Фалах не шел ни в какое сравнение.
Чуть впереди виднелись остатки базальтового моста, рухнувшего в ущелье. И сомнения в оставшейся части сооружения усиливались стократ.
По ту сторону лежали Солнечные врата. Они состояли из белой скальной породы. Ветер проел в монолите большую круглую дыру. Лежавшие вокруг камни тоже подверглись эрозии, и перед идущим представало огромное кольцо. Семь вечеров в году заходящее солнце полностью заполняло собой внутренний круг. Странная скала была прихотью природы, однако зрелище пойманного в каменное кольцо солнца представляло собой глубокое мистическое переживание. Тот, кто доходил сюда, мог считать, что он справился и получил право стать воином драконов.
Эмерелль поглядела вниз, в долину. Конечно, кости потерпевших неудачу давно рассыпались в прах. Небесный мост и Солнечные врата были реликвиями ушедшей эпохи. Не было больше драконов, их рыцари давно стали лишь тканью древних историй, звучавших настолько фантастично, что многие ворчали, будто бы их придумали поэты и лжецы.
Эмерелль прошла мимо толпы кобольдов до моста.
— Это ваш путь. Тот, кто перейдет мост, свободен. По ту сторону Солнечных врат вас ожидает долина, где вы найдете в избытке все, что нужно для жизни.
— Госпожа, мы не настолько тяжелы, как ты. Ветер унесет нас в пропасть. — Среди колеблющихся был Добон, говоривший от имени всех.
Эмерелль была почти уверена в том, что его голос и был голосом брюзги, советовавшим предоставить ее судьбе, когда она лежала, беспомощная, в пещере. Воспоминания о разговоре были очень смутными. До конца она не будет уверена никогда. Но Добон был предводителем. Должно быть, это был он! Кто еще мог обладать таким мужеством и наглостью, чтобы предложить подобное?
При воспоминании о разговоре королеву захлестнула ярость.
— Я перейду мост. Как поступите вы — дело ваше. — Она указала вниз, в долину. — Если вы пойдете туда, не спасетесь.
Пара недель — и вы убьете всю дичь, обгложете каждый куст и каждую пальму. И вам придется вновь вернуться сюда. Вы предоставлены своей судьбе. Тебе это ничего не напоминает, Добон?
Старый кобольд со сломанным бесформенным носом подошел к ней вплотную.
— Значит, ты слышала наш разговор, госпожа. И теперь жаждешь мести? Подумай: остались только я и моя дочь. Того, кто хотел помочь тебе, ты уже убила. Мой народ не виноват.
Они не знают, о чем шла речь. Моя жизнь и жизнь моей дочери — такова цена? Тогда ты поможешь моему народу?
— Возьми за руку свою дочь. И иди с ней на мост. Покажи, сколько мужества у тебя осталось.
— Ты жестока, госпожа. У тебя когда-нибудь был ребенок?
Ты можешь понять, что это значит: взять своего ребенка за руку и пойти с ним на смерть?
— Ты собирался бросить меня, беспомощную, на произвол судьбы и осмеливаешься говорить о жестокости?
Но старый кобольд не отступил перед ее гневом. Он смотрел на нее, не отводя взгляда.
— Я хотел убить тебя, чтобы защитить племя от твоих капризов. Называй это жестокостью, если хочешь. Но скажи, какой смысл в твоем решении? Кого защищаешь ты?
Она открыла рот, но тут же закрыла его, не сказав ни слова.
Нороэлль, такова была ее единственная мысль. Эльфийская волшебница была когда-то ее подругой, доверенным лицом.
По отношению к ней она тоже была жестока. А до того было еще много других. Все изгнанные. Все, кто сломался о ее волю, все, вплоть до брата.
Поверженная королева тяжело вздохнула. Она ничего не делала без причины. Нороэлль родила ребенка демона и спрятала его, несмотря на то что знала: он может обладать силой, способной разрушить Альвенмарк. Она заслужила наказание!
Равно как и остальные. Эмерелль была правительницей Альвенмарка. Такова ее обязанность: наказывать, когда необходимо!
Или же это отговорки? Неужели она действительно жестока? Теперь она уже не королева Альвенмарка. Пристало ли ей судить серокожих? Эмерелль поняла: несмотря на то что она отказалась от короны, желание править осталось. Это было ее жизнью так бесконечно долго… Может ли она измениться?
Эмерелль отыскала взглядом Фальраха. Эльф смотрел на нее с упреком. Олловейн встал бы перед серокожими, защищая их собой. Но белый рыцарь мертв. Погиб навеки. Он не может вернуться, как Фальрах, спустя тысячелетия. От Олловейна не осталось ничего, кроме тела.
У эльфийки сжалось горло. Только сейчас она поняла, как сильно нуждалась в белом рыцаре. Он часто требовал для ее подданных ту милость, на которую не способно было ее ожесточившееся сердце. Олловейн жил бы, если бы она сумела быть великодушной. Он должен продолжать жить в ней. В ее поступках. Это все, что от него осталось.
Черный мост посреди белых скал был ее путем в другую жизнь. Она все еще пленница короны и того, что стало с ней за тысячелетия правления. И теперь она должна сбросить этот груз.
