– Прости, не понял, – напряженно улыбнулся Григорьев.
– Все ты отлично понял, – Билли похлопал себя ракеткой по
колену, – ты уже месяц набиваешь утробу Скарлатти французскими и японскими
деликатесами. Это же дикие деньги, Эндрю. Объясни, зачем тебе это нужно?
В голове Григорьева тут же завертелись разнообразные,
варианты вранья, более или менее достоверные, но одинаково бесполезные.
Макмерфи был таким же профессионалом, как он, и любое вранье принял бы, как
удачную подачу теннисного мяча, с одобрительной улыбкой.
– Нет, конечно, если бы ты, Эндрю, был агентом КГБ, тогда в
твоей дружбе со Скарлатти имелся бы определенный смысл, – продолжал рассуждать
Билл, спокойно и насмешливо глядя в глаза Андрею Евгеньевичу, – а так.., не
понимаю.
– В нашей жизни вообще много всего непонятного, – вяло
парировал Андрей Евгеньевич.
Разговор этот они продолжили вечером в маленьком джазовом
клубе, громким таинственным шепотом, под изумительный свинг черного певца,
почти соприкасаясь лбами. Макмерфи рассказал, что прожорливый “красноватый”
Скарлатти тесно связан с наркомафией, замешан в нескольких нераскрытых заказных
убийствах. Он дважды ускользал от правосудия. В последний момент свидетели
обвинения отказывались от своих показаний либо бесследно исчезали. Но недавно
возникли упорные слухи, будто Скарлатти завербован КГБ, и это скорее хорошо,
чем плохо.
– У меня есть друзья в самых влиятельных структурах, –
доверительно сообщил Макмерфи, – они были бы очень благодарны тому, кто поможет
задержать Скарлатти по подозрению в шпионаже. Если бы удалось взять жирного
мерзавца с поличным, допустим, в момент подучения денег от КГБ, это вряд ли
понравилось бы его коллегам-бандитам. Мафия не любит, когда ее члены
подрабатывают на стороне, и братской поддержки Скарлатти не получит. А в
одиночку ему не выкрутиться.
– Но видишь ли. Билли, человек, который поможет твоим
влиятельным друзьям арестовать Скарлатти как шпиона, сильно обидит своих
влиятельных друзей, – возразил Григорьев, – не только мафия не любит, когда ее
члены подрабатывают на стороне. Этого никто не любит и не прощает.
– Эндрю, мы говорим сейчас о Скарлатти, об отпетом мерзавце
Скарлатти. При чем здесь любовь и прощение? – грустно улыбнулся Макмерфи. – Мы
уходим от главной проблемы. Видишь ли, Эндрю, самого факта общения со Скарлатти
довольно. – чтобы щедрый любитель французской кухни был выдворен из США в
двадцать четыре часа. И если этот человек хоть что-то для тебя значит, если его
судьба тебе не безразлична, ты должен ему помочь.
– Погоди, Билли, но ведь у вас свободная страна, вина
Скарлатти пока не доказана, он такой же гражданин, как все, и я не понимаю… –
неуверенно пробормотал Григорьев и, замолчал на полуслове, поскольку
указательный палец Билли грозно закачался у него перед носом.
– Давай не будем валять дурака, Эндрю. Этот твой человек
ведь только притворяется дипломатом, мы с тобой оба знаем, кто он на самом
деле, верно? У чистого советского дипломата не хватило бы денег на эти безумные
гастрономические оргии. В вашем государстве только одно ведомство может себе
позволить вываливать такие огромные суммы. Формальный повод для выдворения
тайного сотрудника этого ведомства из нашей страны – не проблема. Очень обидно,
Эндрю, когда тебя выгоняют вон. Но будет совсем обидно, если в чью-то злую
голову придет идея сфабриковать нечто грязное, недостойное. Допустим, твой
приятель зайдет однажды в магазин, и вдруг на выходе его задержит охрана. Что
такое? В чем дело? Извините, сэр, нам придется вас обыскать. Да пожалуйста,
обыскивайте! Я честный человек, и все такое. Он ведь честный человек, этот твой
приятель, правда, Эндрю? Представляешь его шок, его ужас, когда охранник
извлечет у него из кармана какую-нибудь дорогую изящную штучку. Серебряную
зажигалку, например, или шарф из натурального шелка от Картье.
– Перестань, Билли, – поморщился Григорьев, – это старые
дешевые трюки, мне даже странно слышать от тебя подобные глупости.
– Так они потому и старые, что всегда срабатывают, –
подмигнул Макмерфи, – и дешевые, потому что выбор большой. Есть еще наркотики,
совращение детей, да мало ли на свете грязи, Эндрю? Она ужасно липкая, отмыться
сложно. Не лучше ли обойтись без нее?
– Это невозможно, – покачал головой Григорьев.
– Всегда есть выбор, Эндрю.
– Выбор между предательством и грязью?
– Нет, Эндрю. Не совсем так. Выбор между двумя вариантами
развития событий. Вариант первый. Мерзавец, убийца Скарлатти будет гулять на
свободе, набивать свое брюхо в дорогих ресторанах, а благородного
интеллектуала, человека тонкого, умного, образованного, обвинят черт знает в
чем, выгонят вон с позором. Но этого мало. Когда он окажется дома, когда
переживет все унизительные разбирательства с начальством, вдруг начнут
всплывать дальнейшие подробности его пребывания в США. Окажется, что его тесная
дружба с некоторыми представителями зарубежной прессы стала причиной целого
ряда серьезных провалов и неприятностей. В задушевных беседах он выкладывал
много всякой информации, в том числе и сверхсекретной, причем не по
легкомыслию, а с определенной корыстью. За деньги. За возможность остаться в
США.
Григорьев не выдержал и рассмеялся. Смех получился
фальшивый, больше похожий на нервную икоту.
– Ну, насчет денег это ты загнул, Билли. Нужны
доказательства, просто так никто не поверит.
– Доказательства будут, поверят все, ты сам это отлично
знаешь. А насчет остаться в США я тоже загнул? Или нет?
Григорьев ничего не ответил. Чтобы прекратить икоту, он
схватил стакан с остатками яблочного сока и выпил залпом. Но в стакане
оказалось виски. Его чуть не стошнило. Он кинулся в туалет, задевая в полумраке
углы чужих столов и чувствуя спиной взгляд Макмерфи, насмешливый и
сочувственный. В маленьком чистом туалете он долго плескал в лицо ледяную воду,
тер красные воспаленные глаза. Программа, изложенная Макмерфи, была вполне
реальна. Нельзя кормить противника одним только враньем, если противник не
идиот. А работать с идиотами нет смысла.
Они с Макмерфи довольно часто делились друг с другом
реальной секретной информацией. Да, дозированной, да, не совсем свежей,
вчерашней, но реальной. Иначе давно распалась бы эта дружба, которую
вашингтонская резидентура считала чуть ли не самой серьезной своей победой за
последние несколько лет. Уилльям Макмерфи был полковником ЦРУ. Андрей
Евгеньевич Григорьев был полковником КГБ. Они играли на равных. И каждый ждал,
когда другой подставится. Никто не виноват, что Григорьев подставился первым.
Он вернулся за столик, Макмерфи почти дремал, откинувшись на
спинку стула. Не открывая усталых глаз, он продолжил говорить так, словно не
было никакого перерыва:
– Вариант второй. Благородный интеллектуал поможет упрятать
убийцу за решетку и получит возможность остаться в стране, которую, между
прочим, любит, в которой ему живется лучше, комфортней, чем у себя дома.
