Гражданка США Мери Григ, 1975 года рождения. Вся такая
свеженькая, новенькая, будто только что сошедшая с обложки
умеренно-интеллектуального молодежного журнала, вся сверкающая здоровьем,
промытая до блеска, пропахшая туалетной водой “Кензо” и мятной, жвачкой.
Встречать в аэропорту ее должен Стивен Ловуд, сотрудник
посольства США, официально – заместитель атташе по культуре, на самом деле
офицер ЦРУ. Маша знала его в лицо, когда-то он преподавал в разведшколе. По
легенде Ловуд был близким другом ее родителей, погибших в автокатастрофе.
Макмерфи удачно это придумал.
Всегда надежней, когда в легенде есть определенная доля
правды.
По радио объявили, что через несколько минут пассажирам
будут предложены беспошлинные товары “Аэрошопа”. Поскольку самолет все еще
находится в зоне гранулентности, пассажиров просят вернуться на свои места и
пристегнуться ремнями безопасности. В дверь туалетной кабинки настойчиво
стучали.
– Занято! – крикнула Маша.
Из потайного кармана сумочки она достала плотный маленький
конверт. Внутри лежала тонкая стопка фотографий. На них были запечатлены семь
мужских физиономий, совершенно разных. С бородой и с усами. Только с усами. С
длинными волосами и гладко выбритым лицом. С трехдневной щетиной на щеках и под
носом, но с обритым черепом. На самом деле это были вовсе не фотографии, а
составленные на компьютере фотороботы одного и того же человека, который мог за
четырнадцать лет не только изменить свою внешность, но и измениться
естественным образом до неузнаваемости.
В дверь опять постучали.
– Одну минуту! – крикнула Маша.
– Девушка, с вами все в порядке? – громко спросила
стюардесса.
– Да!
– Тогда выйдите и вернитесь на свое место.
– Да, сейчас!
Маша принялась не спеша, внимательно рассматривать каждый
портрет, затем мелко рвала и бросала в дырку унитаза.
Уничтожив портреты, все до единого, она нажала рычажок
слива. Разноцветные клочки со свистом исчезли в воздушном пространстве, где-то
над Атлантикой.
Глава 9
У Евгения Николаевича Рязанцева так дрожали руки, что он не
мог расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Ворот душил его. Ткань стала мокрой
от пота и прилипла к шее. Провозившись несколько минут, он просто рванул изо
всех сил, и сразу три пуговицы с тихим стуком посыпались на кафельный пол.
– Я могу побыть один? – спросил он глухо.
– Здесь? Или проводить вас в кабинет главврача? – вежливо
уточнил майор ФСБ Птичкин.
– Здесь. С ней.
Все молча вышли. Дверь оставили приоткрытой.
– Слушай, Егорыч, но нам придется допросить его сегодня, –
донесся до майора интимный шепот Птичкина, – не получится скрыть. Да и какая
разница? Не сегодня, так завтра он все равно узнает.
– Завтра – пожалуйста, сегодня – нет, – прошептал в ответ
Егорыч.
– А если он захочет новости послушать в машине?
– Отвлеку как-нибудь. Это мои проблемы. К тому же в новостях
говорится, что убит некий гражданин США, которого зовут Тим Брелтон. Об этом
попросили сами американцы и предложили фальшивое имя. Потом, в случае чего,
можно сослаться на какую-нибудь мелкую сошку из пресс-центра МВД, которая не
знает английского и перепутала латинские буквы.
– Ну хорошо, – не унимался Птичкин, – а если кто-нибудь из
журналистов к нему прорвется?
– Не прорвется. До завтрашнего утра я никого близко не
подпущу.
– Ты прямо как нянька с ним возишься, честное слово, –
покачал головой Птичкин.
– Мне платят за это.
Арсеньев успел заметить, что усатый майор хорошо знаком с
начальником охраны партийного лидера и у них много общих секретов. При встрече
они не просто поздоровались за руку, а расцеловались троекратно и потом
постоянно шептались о чем-то.
Из анатомического зала послышался тихий сдавленный вой,
больше похожий на волчий, чем на человеческий. Птичкин вопросительно взглянул
на Егорыча. Тот слегка помотал головой и прикрыл дверь. Но вой все равно был
слышен и разрывал душу.
– Может, лучше сразу сказать? – громко прошептал майор.
– Перестань, мы все уже решили, – поморщился Егорыч.
– Он ведь воет потому, что думает, будто она его любила. А
если узнает про американца…
– Наоборот, – повысив голос, перебил Егорыч, – если узнает,
будет еще хуже. Я же объяснил тебе, у него сегодня прямой эфир на первом канале
в вечерних новостях. Он должен быть как огурчик.
– Да уж, огурчик, – с легкой усмешкой прокомментировал майор
очередную волну воя.
Егорыч ничего не ответил и неприязненно покосился на
Арсеньева.
Все здесь были свои, а Арсеньев чужой. Ему это сразу дали
почувствовать, никому не представив, не сказав ни слова и проскальзывая мимо
него глазами, словно он не человек, а пустое место. Так нарочито невежливо
ведут себя братки-быки, середнячки уголовного мира, если в каком-нибудь
общественном месте, в ресторане например, в их компанию попадает случайный
неопасный чужак, которого почему-либо нельзя прогнать.
Майор слишком устал, чтобы реагировать на такую ерунду. Ему
хотелось домой, в душ и в койку. Он знал, что проспит часов десять, не меньше,
а потом, на свежую голову, решит, стоит ли докладывать начальству о странном
разговоре с ординатором.
Вой прекратился. Через минуту дверь открылась. Евгений
Рязанцев, бледный до синевы, уперся красными сухими глазами в лицо Арсеньеву и
отрывисто произнес:
– Вы, как я понимаю, первым оказались на месте преступления.
– Я приехал по вызову. Первой была домработница убитой.
– Это я знаю, – кивнул Рязанцев, – я хочу побеседовать с
вами. Где это можно сделать?
Через несколько минут они сидели в мягких креслах в кабинете
главного врача. Работал кондиционер. Окна были защищены от горячего закатного
солнца плотными жалюзи. Хозяин кабинета, высокий пожилой человек в хрустящем
белом халате, тактично удалился, распорядившись насчет прохладительных
напитков. Рязанцев залпом выпил ледяной воды, закурил и нарочито спокойно
спросил:
– Почему у нее такое лицо? Ее пытали?
– Ну, это не ко мне, это к медэксперту, – пожал плечами
Арсеньев.
– Ваш эксперт пьян. От него за версту разит.
