"И все-таки он чего-то недоговорил, – терзался
Арсеньев, возвращаясь домой, – вроде бы все логично, понятно, но чего-то он
недоговорил. Или просто я ждал большего от этой встречи? Теперь я знаю, как
пистолет попал к Вороне. Ну и что? Еще я знаю, кто обстрелял проституток.
Кстати, это было именно здесь”.
Арсеньев чуть сбавил скорость. Под рекламным щитом фирмы
“Сони”, перед поворотом на Лыковскую улицу, дежурили две девицы, по виду
довольно дешевые и несчастные. Впрочем, им, кажется, повезло. Возле них
остановился черный “Фольксваген-гольф”. Арсеньев ехал очень медленно, по
крайней полосе, не удержался и посветил фарами. Было видно, как девицы подошли
к машине. Возможно, это был тот же, что уже пытался снять себе девочку, но
раздумал и проехал мимо. Но возможно, и совсем другой. Ночью отличить цвет
мокрого асфальта от черного довольно сложно, а номера Арсеньев заметить не
успел.
Водитель на этот раз проявил решительность. После недолгих
переговоров одна из девушек нырнула в салон. “Фольксваген” увез ее с шоссе на
Лыковскую улицу и скрылся из виду. Отъехав, Саня заметил в зеркале одинокую
фигуру второй девицы. Она осталась стоять, ожидая своей удачи уже в
одиночестве, из чего следовало, что девушки были бесхозными, без сутенера и
“мамы”, без компании товарок. Возможно, вообще не профессионалки, а
любительницы, которые жили где-то поблизости и иногда, от нечего делать,
выходили подработать на шоссе.
Глава 21
11 августа 1984 года президент Рейган, проверяя микрофон
перед пресс-конференцией, заявил на всю страну: “Дорогие американцы! Я рад
сообщить вам, что только что подписал закон об объявлении России вне закона на
вечные времена. Бомбардировка Москвы начнется через пять минут”.
Это была не самая удачная шутка бывшего голливудского
актера, однако многие смеялись.
В тот же день военный трибунал за измену родине заочно
приговорил бывшего полковника КГБ Григорьева Андрея Евгеньевича к высшей мере
наказания. Трибуналу предшествовало долгое путаное расследование.
В декабре 1983 года полковник Григорьев исчез при странных
обстоятельствах. Поздним вечером, за двое суток до отлета в Москву в очередной
отпуск, он вызвал по телефону “скорую” ветеринарную помощь для своего кота,
который, по свидетельству его жены, майора КГБ Григорьевой Клары Никитичны,
действительно серьезно заболел. Далее вахтер видел, как в начале первого ночи к
подъезду подъехал микроавтобус с надписью “Скорая ветеринарная помощь”, как
Григорьев сел туда с котом на руках. Домой он не вернулся.
На следующее утро майор Григорьева по телефонному справочнику
обзвонила все ветеринарные клиники. Нигде ночной вызов не был зафиксирован, ни
в одной из клиник сотрудник советского посольства Григорьев со своим котом по
кличке Христофор не появлялся. Клара Никитична отправилась в посольство, чтобы
сообщить об исчезновении своего мужа вместе с котом его непосредственному
начальнику Всеволоду Сергеевичу Кумарину лично, не по телефону, поскольку
известно, что практически все телефоны сотрудников советского посольства
прослушиваются.
Прежде чем что-либо предпринять, Кумарин срочной
телефонограммой поставил в известность московское руководство, высказав
предположение, что полковник Григорьев мог быть похищен вражескими
спецслужбами. Затем жена полковника обратилась в полицию, поскольку ничего
другого не оставалось.
Клара Никитична запомнила номер такси, на котором приехал
домой ее муж в тот вечер, таксист сразу был найден и допрошен. Он опознал
Григорьева по фотографии, рассказал, что этот пассажир сел к нему машину на
стоянке на Каролин-стрит. К стоянке он не шел, а бежал, был запыхавшимся и
встревоженным. Когда машина подъехала к дому на Борроу авеню, пассажир долго
выгребал мелочь из карманов, сообщил, что, возможно, оставил бумажник в
конторе, и тут как раз появилась его жена, она дала таксисту недостающие два
доллара.
Любопытные свидетельские показания были получены также от
полицейских, которые патрулировали район 16-й улицы и Каролин, именно в то
время, когда Григорьев должен был идти пешком от здания посольства до стоянки
такси. Они рассказали, как к невысокому мужчине в темном плаще, с портфелем и
зонтиком (несомненно, это был полковник Григорьев), привязался нищий. Ничего
примечательного и достойного их внимания полицейские в этом эпизоде не увидели.
Обычный вашингтонский нищий, чернокожий с косичками, какие носят уроженцы
острова Ямайка, просил милостыню у обычного прохожего, по виду чиновника или
конторского служащего. Тот дал ему какую-то мелочь. Потом побежал, вероятно
потому, что просто спешил, опаздывал или хотел поскорей спрятаться от дождя.
Нищий его не преследовал и не пытался скрыться.
Что касается микроавтобуса с надписью “Скорая ветеринарная
помощь”, то никаких его следов найти так и не удалось. Вахтер номера не
запомнил, а кроме него никто этого микроавтобуса не видел.
Изучив обстоятельства дела, полицейский детектив заявил, что
не находит в нем никаких признаков преступления. Америка свободная страна, и
человек волен исчезнуть из дома на несколько дней, не докладывая об этом даже
жене, даже если это советский человек.
Драгоценное время было упущено. Серьезными поисками
Григорьева полиция занялась только через неделю после его исчезновения, однако
тут возникли новые проблемы. Большая часть информации о личности Григорьева и
его окружении оказалась строго конфиденциальной и совершенно секретной. Никому
в посольстве не хотелось, чтобы полиции стало известно о том, что товарищ
Григорьев являлся полковником КГБ. Детективы задавали бестактные вопросы и, не
получая вразумительных ответов, обвиняли сотрудников посольства в том, что они
мешают им работать. Советские дипломаты не оставались в долгу, заявляли, что
полицейские нарочно тянут, не хотят как следует искать в своих замысловатых
империалистических джунглях простого советского гражданина.
В результате следствие совершенно запуталось. Формально Григорьева
продолжали искать. Американская сторона принесла свои официальные
соболезнования, выразила готовность сделать все возможное и невозможное и так
далее. Советская сторона соболезнования приняла, поблагодарила за готовность,
от обвинений и каких-либо официальных заявлений предпочла временно
воздержаться.
В посольстве ходили разные слухи. Одни считали Григорьева
предателем и перебежчиком, другие – жертвой провокации спецслужб или какой-то
темной уголовщины. Было известно, что среди его многочисленной агентуры
попадались члены террористических левацких организаций, криминальные репортеры,
сотрудники “желтой” бульварной прессы, представители художественного авангарда.
В этой среде немало наркоманов, тесно связанных с мафией.
Кумарин получил от московского руководства санкцию на
проведение собственного, неофициального расследования. Он даже мысли не
допускал о том, что Григорьев мог оказаться вероломным предателем. Он
категорически пресекал все разговоры об этом, до хрипоты спорил с московским
руководством, отстаивая честь и доброе имя своего товарища. Впрочем, в этом
благородном заступничестве были у Всеволода Сергеевича и личные резоны.
Понятно, что главе резедентуры крепко надают по башке, если один из ближайших
его подчиненных слиняет к врагу.
