Живот мой тоже ушел навсегда, даже не попрощавшись. Финь Ю сказал, что психология запасливого хомяка, волокущего в нору всякую гадость (это он про мой резерв редких веществ) и не желающего с этим расставаться, препятствует продвижению к цели.
Свенте я, разумеется, все рассказал и объяснил. Иначе просто невозможно было бы от нее скрыть исчезновение навыков и умений, которые были еще вчера. Опасно? Да. Но если не верить жене, самому близкому человеку, то кому же тогда верить?
Перед наступлением каникул учитель объявил, что базовые движения его школы я наконец-таки усвоил и теперь необходимо перейти к следующему этапу. Для этого он должен блокировать мою магию, дабы никакое отвлечение извне не препятствовало процессу гармоничного слияния магической структуры с телесной. Честно говоря, я так и не понял, каким образом освоение движений руками, ногами, корпусом и головой приведет к этому самому слиянию. Но мастеру виднее, а на каникулах магия мне не пригодится, Лабриано и Греллиана тоже отпустили своего ученика отдохнуть, поэтому я не возражал.
Когда Финь Ю внедрил свой блок, я будто ослеп и оглох, настолько уже привык смотреть на мир не только с помощью обычных органов чувств. Первую неделю было мучительно больно и тоскливо. На вторую попривык, но все равно чувствовал себя очень неуверенно. Считал дни и часы, когда Финь Ю уберет наконец этот проклятый блок.
До радостного события оставалось два дня, когда Весана упросила встретиться с ней наедине.
Утром у меня разболелась голова, по телу периодически прокатывались волны то холода, то жара. Иногда сотрясал озноб и ломило кости, словно у профессионального ревматика. Финь Ю предупреждал, что закончится слияние именно такими симптомами. К полудню мои женщины, Свента и Таллиана, расцеловав меня на прощание, отправились под охраной двух пятерок гвардейцев смотреть зверей в передвижном сунском зоопарке, оставив болящего главу семейства дома. На хозяйстве, как сказала жена. Примерно через час после их ухода лакей доложил, что меня желает лицезреть молодая дама, каковой оказалась наша подруга Весана. Она упросила меня прогуляться в ее обществе, поскольку ей необходимо переговорить со мной наедине по очень важному делу. Девушка буквально умоляла дать ей час времени.
В конце концов я согласился, оделся и отправился на прогулку. Погода была чудесная – легкий морозец, солнце и почти безветрие. Мы шли по расчищенному тротуару в неизвестном направлении – вела Весана – и болтали о разных пустяках. Я понимал: девушке надо дать время, чтобы она собралась с мыслями и решилась начать серьезный разговор. Вероятно, предположил я, речь пойдет об их отношениях с Сеном и ей нужен мой совет.
То ли завершилось это несчастное слияние, то ли великолепная погода и прогулка на меня подействовали, но чувствовал я себя просто прекрасно, легкое головокружение и некоторая раскоординация были не в счет. Еще два дня… даже полтора – и учитель снимет блок. Тогда мир снова заиграет фантастически прекрасными красками магии, для определения которых нет слов ни в одном языке. Это как сияние радуги с привкусом березового сока на губах и шепотом звезд в ушах.
Вот так, прогуливаясь, мы оказались в глухом тупике, выход из которого преградили два здоровенных парня. Как выяснилось, это были брат Весаны и его друг.
Поведение девушки мгновенно переменилось. Она прекратила легкий треп, зловеще улыбнулась и вот теперь перешла к главному:
– Ты знаешь, что ты подонок, Филин? Ты знаешь, что поломал мне всю жизнь? Ты выбросил четыре года моей жизни на помойку, и ты за это ответишь.
– Не понимаю, о чем идет речь.
– Не понимаешь? Тогда я сейчас тебе объясню. А парни немного поучат, чтобы запомнилось лучше!
Парни приблизились и взяли меня в клещи.
– Ты – сводник! Познакомил Сена с этой мерзкой певичкой! Он теперь на меня и не смотрит. Постоянно пропадает в этом ёперном театре. Шашни с ней заводит. А все ты! Я хорошо помню твои слова! Тогда – в трактире!
Я смотрел на Весану и удивлялся. Она изменилась не в лучшую сторону буквально за пару последних месяцев и была явно не в себе, на грани нервного срыва. Жестокая ревность, страсть, обида на весь мир превратили некогда скромную девушку с лучистыми глазами и ласковым голосом в остервеневшую мегеру с резкими чертами лица и огнем неукротимой ярости в глазах. Многие люди (нельзя сказать, что большинство, но немалая часть) предпочитают искать причины неудач где угодно, только не в самих себе. Сетуют на неблагоприятные обстоятельства, во всем видят происки врагов, чаще всего мнимых, и даже злые намерения своих же друзей, якобы из зависти подстраивающих всевозможные пакости.
Вот и Весана, похоже, вместо того чтобы сесть и подумать, что она делает не так, предпочла найти виноватого на стороне. Сен на эту роль не годился, так как пришлось бы признать, что он сам охладел к подруге. Оставались мы с Вителлиной. Та, понятно, разлучница, а я, выходит, сводник, который своим дурным влиянием не дает ситуации выправиться. Вполне логично, что Весана, прихватив подкрепление, способное справиться с лекаришкой, пусть даже прошедшим курс самообороны, вытащила источник своих бед на разбирательство, после которого можно будет так же поговорить с певичкой и вернуть любимого на место, к ноге.
– Прости, Весана…
– Я тебя не прощаю, и я для тебя не Весана! – не дала мне договорить девушка.
– Хорошо. Пусть так. Вессараина, послушай меня. Тебе не кажется, что дело не в знакомстве Сена с Вителлиной, а в тебе? Я знаю своего друга. Он добрый и мягкий парень, но командовать собой никому не позволит. Ты, видимо, хотела над ним власти, а он с этим не мог смириться…
– Что ты понимаешь, урод?! Он любил меня, пока ты не свел его с этой… др-р-рянью! Ты во всем виноват! Так вот, запомни: если еще хоть раз я увижу тебя рядом с Сеном, ребята приедут, не пожалеют денег на дорогу, и еще раз тебя проучат! Ты понял?!
– Послушай же…
Договорить мне не дал брат Весаны. Он схватил меня за лацканы пальто и, с силой встряхивая, сквозь зубы прорычал:
– Нет, это ты послушай, клистирная трубка! Ты очень обидел мою сестру. Я не знаю, что ты там ей сделал, и знать не хочу. Мне это неинтересно. Но если она, – он снова с силой меня встряхнул, – будет из-за тебя плакать, – очередное встряхивание, – или ты как-нибудь еще ее обидишь…
Такого стерпеть я уже не мог. Баронская ли гордость взыграла – какой-то смерд смеет хватать меня за грудки, – или просто возмутило нежелание слушать и слышать, но в ответ я, холодно глядя в глаза братца «обиженной», твердо сказал:
– Убери руки.
– Я сам решу, когда их убрать, а ты слушай, что тебе говорят, и не рыпайся! Понял, кусок дерьма?
Дальше мне бы оставалось брякнуться на колени и вылизать его сапоги. Крепкие такие, добротные, с теплым войлочным верхом и мехом внутри. Однако вместо того чтобы проявить ожидаемый испуг и заискивающе пролепетать что-то вроде: «Все понял и больше не буду», – я применил простейший прием, которому когда-то давно научился на курсах самообороны. Хоть навык и ушел, но память осталась. Изо всех сил я обеими руками ударил сверху по сгибам локтей парня и, когда он закономерно присел, добавил коленом в пах. Братец разжал руки, выпустив лацканы моего пальто, схватился за пострадавшее место, со стоном рухнул на колени и скрючился у моих ног.
