— Что ж, — вздохнул Григорий Арсеньевич. — Так, по крайней мере один из нас спасется, — он глянул на своих спутников и подмигнул Василию, а потом снова повернулся к человеку-осьминогу. — Итак, еще раз повторим условия: мы сдаемся. Вы лечите раненых, потом отпускаете одного из нас. Остальные остаются у вас в месте, которое вы называете подводным городом?
— Да, — кивнул человек-осьминог.
— Хорошо, теперь мне надо обсудить это со своими людьми.
— У вас несколько минут.
Григорий Арсеньевич повернулся к своим товарищам.
— Что скажете?
— А может, лучше вдарить им хорошенько. Они ведь не знают, что у нас есть оружие, которое уложит их на месте… — начал было Василий.
— И много ты их уложишь? — усомнился Григорий Арсеньевич. — Вон как лихо они разобрались с эсэсовцами. Это удача, что с нами была Катерина, иначе мы тоже бы были уже мертвы.
— А она что, одна из этих уродов, только загримированная? Ну, как Рахиль Ароновна?
— Не знаю, — пожал плечами Григорий Арсеньевич. — Все может быть, хотя я сомневаюсь. В подвалах НКВД ее непременно раскололи бы. Тут есть какая-то загадка, и нам сейчас она не по зубам. Но время расставит свои точки над «i». И хоть оружие у нас отберут, медальон Катерины я отдавать им не намерен. Ведь это ключ — универсальный ключ, и, судя по тому, как он попал к девушке…
— И что нам это даст? — спросил фельдшер.
— Не знаю. Но уверен, нас ждут великие открытия.
— Которые мы унесем с собой в могилу.
— Ну, больше оптимизма…
— А кто станет тем избранником, которого они отпустят? — вновь заговорил фельдшер.
— Ну, уж не я точно. Не забывайте, мы будем в заложниках, и стоит этому человеку сказать лишнее… Так что пойдет… Василий.
— Но я…
— Послушайте, у меня двое детей, — глаза фельдшера горели огнем, его рука вцепилась во френч Григория Арсеньевича. — Вы должны выбрать меня.
— Лично вам я ничего не должен, — спокойно ответил Григорий Арсеньевич, отцепляя его руку. — Я сказал Василий, значит Василий. По крайней мере я буду уверен, что в один прекрасный день эти осьминоги не поставят меня к стенке. А там глядишь… Поверьте мне, имея ключ, мы выберемся.
— Но…
— Никаких «но», — в голосе Григория Арсеньевича послышались суровые нотки. — Я принял решение…
— Кто вам позволил распоряжаться?.. — начал было фельдшер, но осекся под грозным взглядом. В один миг Григорий Арсеньевич вновь превратился в батьку Григория, такого, как запомнился Василию там, в далеких двадцатых.
— Вижу, больше никто спорить не собирается, — объявил он, тем самым давая понять, что все дебаты закончены. — Ну а раз так… — он направился к осьминогу.
Фельдшер хотел его остановить, но в последний момент замер, посмотрел на безымянного полярника, который все это время молчал, потом на Василия, и в отчаянии махнул рукой. Ах, будь что будет.
— Мы принимаем условия сдачи, — обратился Григорий Арсеньевич к чудовищу. — Однако есть две маленькие просьбы. Мы выбрали вон того молодого человека, — и он указал на Василия. — Вы отпустите его, и он скажет людям, что лабиринт обрушился и люди погибли под обвалом, но сначала его нужно немного подлатать, вынуть пулю…
— Хогхош-ш-шо, — кивнул человек-осьминог.
— И еще, высадите его возле одной из наших станций. Если вы хоть немного разбираетесь в человеческой культуре, то должны понять, что союзники тех, кого вы уничтожили…
— Это очевидно, — перебил слуга Ктулху, а потом вытянул свой жезл в сторону Василия.
Григорий Арсеньевич потянулся было за револьвером, но двое других осьминогов нацелили на него свои жезлы.
— Не бойся. Сейчас твой избгханник уснет. Он не долш-ш-шен знать секгхеты подводного нагхода.
— Да я и так… — начал было Василий, но из конца посоха вырвался зеленый луч. Он ударил в грудь Василия. Перед глазами его все поплыло, но боли не было. Ощущение было таким, словно кто-то приложил теплую грелку к его груди. Он выбросил вперед здоровую руку, стараясь защититься от луча, но это оказалось бесполезно. Спать, неожиданно безумно захотелось спать. И пусть вокруг происходит что угодно, он должен уснуть. Сон. Сон — единственное, что ему сейчас нужно. Василий попытался что-то сказать, но лишь бессвязный хрип вырвался из его горла.
— Могли хотя бы дать попрощаться, — фыркнул Григорий Арсеньевич.
Это было последнее, что услышал Василий. Бессильно осел он на плиты крыши. Глаза его сами собой закрылись, и царство Морфея поглотило его.
ЭПИЛОГ
[1938]
В седых мехах, высок и строен,
Прекрасен, царственно спокоен
Был путешественник…
И. Бунин. «Странник»
И вновь Василий очутился в огромном зале, где на колоссальном троне восседал гигант. Но в этот раз все было по-другому. У ног гиганта на полу кругом были расставлены высокие резные канделябры с толстыми свечами черного воска. Они ярко горели, но освещали только пространство внутри круга, который образовывали. Снаружи царила все та же странная зеленоватая полумгла. В центре же освещенного пространства стоял стол под зеленым сукном, а за столом сидел… Василий обмер. Нет, он ожидал увидеть кого угодно, но только не Григория Арсеньевича. Тот был, как всегда, в строгом английском френче.
Как он попал в мой сон? А может, это всего лишь плод моего воображения? Нет, что там говорил Григорий Арсеньевич о снах — сны, порожденные Ктулху…
Василий шагнул к столу и замер в еще большем удивлении. Григорий Арсеньевич раскладывал пасьянс, только карты у него были мудреные, длинные — колода Таро. Какое-то время Василий безмолвно стоял и наблюдал.
Неожиданно Григорий Арсеньевич перестал выкладывать карты и склонился над разложенным на столе узором. Только тут Василий заметил, что рисунки на картах необычные, да и масти… Никогда не видел он ничего похожего.
— Что ж… В месяц и год, когда Юггот войдет в дом Луны, настанет время, и воцарится над миром Ньярлатотеп, и на пятый год правления обрушится на мир Хастур Неизрекаемый, на Страну Восходящего солнца… А это ты, Василек, — Григорий Арсеньевич оторвался от карт и уставился на Василия. — Рад, что ты зашел, садись… А я вот, видишь, картишками балуюсь.
— Где… Где я? — только и смог выдавить Василий.
— Да ты присаживайся, присаживайся, в ногах правды нет, — махнул рукой Григорий Арсеньевич, Василий повернулся. И в самом деле, рядом с ним стоял стул, но секунду назад его не было. Василий был в этом совершенно уверен. Однако теперь ему ничего не оставалось, как последовать приглашению своего учителя. И только когда он сел, Григорий Арсеньевич продолжил: — А насчет того, где ты… Ты в Р'льехе, в тронном зале Ктулху Великого и Ужасного.
