– Чем могу помочь? – поинтересовался он, оглядывая меня, на всякий случай сжимая в руке «дырокол».
– В…ча, – прохрипел я. Во рту было сухо, как в пустыне.
Но дядька понял меня правильно.
– Второй этаж, кабинет номер двадцать девять, – ответил он.
Второй этаж. Еще на один подъем по ступенькам меня не хватит. Заметив мой затравленный взгляд, дядька усмехнулся и, пристроив «дырокол» к себе на пояс подхватил меня под левую руку. С его помощью я преодолел два лестничных пролета и прошел по узкому коридору. Внутри Гильдия Мастеров освещалась, так что я от греха подальше прикрыл глаза, полностью положившись на своего проводника. Сквозь шум в ушах я различил скрип открываемой двери и приоткрыл глаза. На белой деревянной двери чуть ниже цифры «29» черные пластмассовые буквы складывались в надпись «Мастер-лекарь». Что ж, надеюсь лекарь здесь действительно мастер.
– Дядя Женя, давайте его на кушетку, – женский голос пробился сквозь пелену боли. Я почувствовал, как меня опустили на что-то мягкое и прислонили спиной к стене.
– Верочка, помощь нужна? – спросил дядька.
– Нет, спасибо, дядя Женя, сама разберусь, – ответила девушка, и холодные руки коснулись моих щек.
Я вздрогнул и открыл глаза. Женское лицо в обрамлении огненно-рыжих волос. Все. Остальные детали ее внешности расплывались перед глазами.
– Что с вами? – девушка положила руку мне на лоб. Неожиданно сразу стало легче, боль отступила, а сознание немного прояснилось. Окружающие предметы обрели четкость, и я увидел, что сижу на белой кушетке у стены в большом светом кабинете. Стол, заваленный бумагами, шкаф с лекарствами и рукомойник в углу. Рядом с рукомойником еще одна дверь с надписью «Операционная». Я ж говорил, что Мастера – серьезные люди.
– Рука, – прохрипел я. – Огнестрел.
Девушка развязала ремень на моей руке и стала снимать с меня куртку. Я попытался помочь доктору, но едва пошевелил рукой, как ее пронзила такая боль, что я потерял сознание. Когда я снова открыл глаза, то оказалось, что я голый лежу на операционном столе. Повернув голову набок, я разглядел девушку, которая доставала из ящика блестящие инструменты. По виду инструменты напоминали те, которыми пользовались Дознаватели в Инквизиции. Я вздрогнул.
– Зря в себя пришел, сейчас будет больно, – пробормотала девушка, надевая резиновые перчатки.
– Что вы собираетесь делать? – спросил я, едва шевеля губами.
– Пуля раздробила кость, – девушка пожала плечами. – Сейчас я достану пулю, уберу осколки и зашью рану. Потом гипс. Итого тридцать рублей серебром.
– Какой гипс? – я попытался сесть, но острая вспышка боли вернула меня в лежачее положение. – Мне завтра с утра нужно быть в форме.
– Простите, – доктор удивленно посмотрела на меня, – но вы же не хотите использовать «Солнечный круг»?
– Хочу, – прохрипел я. – Деньги в правом кармане куртки.
В себя я пришел примерно через час. Открыв глаза, я тут же осмотрел руку. Отлично, «Солнечный круг» сработал на славу. О том, на руке была рана, напоминал лишь маленький светлый кружок на правом предплечье. Я сел на кушетке и несколько раз сжал-разжал кулак. Вроде все в порядке, правда теперь придется расстаться с половиной денег, но теперь деньги для меня не имели большого значения.
– Как самочувствие? – поинтересовалась девушка. Сейчас она сидела за столом и заполняла какие-то бумаги.
– Замечательное, – я встал с кушетки и принялся одеваться. Черт, похоже, куртку и свитер придется выбросить, но домой идти можно и в них. – Сколько с меня?
– Сто пятьдесят рублей, – ответила доктор. – Серебром разумеется. Надеюсь, мне не придется вызывать охрану, – добавила она, заметив, как изменилось мое лицо, когда моя рука скользнула в правый карман куртки и ничего там не нашла.
Неужели меня парни Седого обшмонали? В подвале я это проверить не мог, а потом не до того было, колья в рукавах оставили и ладно.
– Одну секунду, – я принялся лихорадочно ощупывать карманы и с облегчением вздохнул, когда три серебряных монетки обнаружились в кармане джинсов. Точно, я же их туда и положил, а в бреду сморозил что-то не то.
– Пожалуйста, – я протянул девушке две серебряных монетки.
Она сгребла их в ящик стола и отсчитала двести пятьдесят рублей сдачи. Я свернул бумажные рубли и положил в карман. Подхватив булаву, стоящую в углу, я пристроил ее на поясе и туда же поместил чехол с ножом. Правая рука слушалась превосходно, как будто и не было никакой пули. Это хорошо. Послезавтра вечером она не должна дрожать. Я подошел к двери и посмотрел на часы. Десять вечера.
– Спасибо, – я взялся за дверную ручку.
– Не за что, – Вера улыбнулась. – Больше не подставляйся.
– Ни в коем случае, – я улыбнулся в ответ. – До свидания.
– Всего хорошего.
Домой я добрался уже в начале двенадцатого. Рука не болела, но все остальное тело ломило, ноги слушались с трудом, а в голове плыл легкий туман. Не заболел ли я? Не хотелось бы. Времени болеть у меня нет.
Поднявшись к себе на третий этаж, я сразу прошел на кухню, набрал полную кружку воды и выпил большими глотками. Стало легче, но пить все равно хотелось. Я набрал еще одну кружку и снова выпил, но на этот раз, смакуя каждый глоток. Тонкие струйки стекали по шее и приятно холодили разгоряченную кожу. Надо бы подумать, что делать с одеждой.
В коридоре я столкнулся с Машей. Девушка быстро глянула на меня, но тут же отвела взгляд. Несмотря на плохое освещение, я заметил, что глаза у нее были красными. Похоже, она не послушалась моего совета и проплакала весь день.
Я прошел в свою комнату и, закрыв дверь, включил свет. Кровь, пропитавшая рукав свитера запеклась и теперь неприятно царапала кожу. Я сорвал с себя куртку и свитер и бросил в угол комнаты. Подойдя к стенному шкафу и открыв его, я понял, что погорячился. Теплая-то куртка у меня одна. Придется завтра идти в ней. Повезло еще, что светло-серый свитер висел на своем месте. Хорошо, что у нас моли нет. На таком морозе она просто вымерзает вся. Еще рядом со свитером висел черный костюм, и пара рубашек: черная и белая. Негусто, но зачем мне больше?
Сняв джинсы и футболку, я подхватил спортивные брюки и полотенце и отправился в ванную. Хотелось немедленно смыть с себя все то, что пристало ко мне за сегодняшний день. Вода смывала не только пыль и пот, но и большинство негативных эмоций. Большинство, но не все.
Когда я вышел из ванной, по всему этажу уже был выключен свет, только в комнате Маши он горел. К тому же дверь в ее комнату была приоткрыта.
– Она ждет тебя, Темный, – Петр Звягинцев стоял у двери своей комнаты.
Петру было примерно столько же лет, сколько и мне, но выглядел он лет на двадцать. Бесшабашный и неунывающий, он работал в одной из мастерских Темного города. Производили они, по-моему, мебель. Хотя я могу ошибаться. Мастерские, их же много.
