Когда вампир отдает свою кровь, это чувство усиливается. Так делают слуг. Так добиваются безоговорочной и бескорыстной преданности. А если вампир отдает свою кровь тому, кого… это ведь правда?.. тому, кого любит, происходит что-то, чему не найти определения, не найти слов, чтобы рассказать, как это. Если Рай и правда есть, то он не на Небесах, он там, где смешивается кровь вампира и человека.
Рай прямо здесь.
Марийка не знала, когда она перестала бояться. Ни о каком «когда» уже нельзя было говорить. Был «поцелуй», странный, но правильный, она отдавала кровь Артуру, мир вокруг разлетался на цветные осколки, складываясь заново во что-то невероятное, сказочное, теплое и полное счастьем. А потом был «поцелуй», но уже настоящий. И кровь Артура обжигала губы, от нее остановилось сердце, вены вспыхнули изнутри, Марийка закричала от боли и все-таки была так счастлива, что хотела умереть прямо сейчас, хотела, чтоб это осталось навсегда, чтоб это было последним, что она чувствует.
Боль вспыхнула и прошла. Кровь, живая и мертвая, смешались, став волшебным зельем. Затягивались раны, сердце снова билось, одно сердце или два в едином ритме? Марийка отдавала все, что у нее было, все, что было ею. Взять все, что отдал Артур, она не могла. Слишком много, слишком чуждо, слишком… просто слишком. Не для нее, ни для кого вообще. Но он хотел отдать, и этого ей было достаточно.
На губах растворяется нежность, как пламень и лед.
С каждой каплей я дальше на шаг или ближе, не знаю?
Вместо крови по венам из сердца отрава течет,
С каждым вздохом отчетливей чувствую, что умираю.
Вместо сердца ударов я чувствую пламень и лед,
С каждой каплей с тобою все глубже срастаемся кожей,
За закрытыми веками знаю, что Он подождет,
То, что даришь мне ты, на Него очень близко похоже.
Раскрывая ладони, отдам тебе все до конца,
Словно душу, все чувства вложу в средоточие крови.
За сияньем эмоций я не различаю лица,
«Поцелуй» – это то, что живые назвали любовью.
«Поцелуй», я не знаю, увы, мне сравнить не дано.
Мы едины с тобой, это больше, чем вместе навеки.
В первый день, на причастье священник нас поит вином,
Его кровь раздавая по капле.
Он был человеком?
[11]
Оба были слишком обессилены, чтобы идти искать машину или тем более добираться до стойбища Бесто. Да и не дошли бы мимо чужих-то стоянок. Так и остались за барханом. Артуру нужно было бы еще забрать Миротворец, но пока топор лежал в двухстах шагах от них, среди мертвых аждахов, и светился не хуже, чем любой из Столпов. Хороший ориентир для тех, кто в курсе, что это за свет. Хотелось бы верить, правда, что враги на него не набегут.
– Теперь у нас одна кровь, – сказал Артур.
Марийка замерла, ожидая продолжения. Артур – молчун, и если говорит что-то, то не ради того, чтоб констатировать факт.
– Для вампиров это что-нибудь значит? – спросил он.
– А для людей?
– Люди… – Артур заулыбался, – мы с Альбертом.
– Чего?! – переспросила Марийка изумленно.
– Вот я об этом и говорю, – отозвался Артур глубокомысленно и по-прежнему весело, – у людей все, понимаешь ли, не так. Но значит очень многое.
– Для вампиров это… ну… типа секса, – сказала Марийка неуверенно, потому что говорила неправду. Не всю правду. В общем, привирала.
– Да сейчас! – Артур фыркнул. – И у людей, и у вампиров такому только одно название есть. Ваш «поцелуй» – это любовь. Если б мы с тобой не хотели, чтоб так было, и ты, и я, было бы иначе, я прав?
Марийка переглотнула и лихорадочно начала рыться по карманам куртки в поисках сигарет. Нашла. Пачка промокла от крови аждахов, помялась и заскорузла, но пару сигарет наковырять удалось. Одну она прикурила, вторую отдала Артуру. Кисет с трубкой остался в «Скадате», а где «Скадат», неизвестно. Через тени он очень далеко мог уехать.
Телефон тоже остался в «Скадате». Но это не беда. Их все равно уже ищут, об этом позаботился Наэйр. Найдут. Миротворец не зря светится.
Нет, мысли о насущном спокойствия не приносили.
– И… да, – выдохнула она, – прав. Иначе стал бы слугой. Или я бы умерла. У тебя кровь ядовитая.
– Ну и хорошо, – Артур точно говорил не о крови, – лучше, чем могло бы быть, будь ты человеком.
– Это разве не грех?
Синие глаза воззрились на нее с искренним недоумением.
– «Поцелуй»?! Вот это? – Артур свел ладони вместе и раскрыл, будто отдавал что-то важное, что-то из самого сердца. – Бог любит вас, если подарил такое. Нам учиться и учиться, чтоб так друг другу верить. Но к вопросу о людях, – он снова заулыбался, помотал головой, – прямо сейчас я пересматриваю свои представления об одном знакомом вампире. Единственном, которого я знал на Земле. Я думал, его побратим… кхм… ну побратим и есть. Общая кровь, все такое. Слухи ходили, но я как-то… даже и не думал, что это правда.
Марийка не была эмпатом, но пока что могла чувствовать эмоции Артура. Постэффект «поцелуя». Артур ее тоже чувствовал, и ощущения были такими… ну да, вот такими, хотелось улыбаться и… и вот. И Марийка улыбалась. И ей было смешно от того, как он ошарашен. И еще он был рад за того парня, и от этого был ошарашен еще больше. Артур, он смешной иногда, он ужасно правильный, а когда то, что не по правилам оказывается хорошим, а не плохим, он становится вот таким, как сейчас.
Хотя, нет, таким, как сейчас? Марийка его вообще никогда не видела. Но тут не в том незнакомом вампире дело. Тут дело в «поцелуе».
– Вообще-то вампиры не меняются кровью, – сказала она. – Даже если любят. Это проклятие, связь, которую не разорвать. Ты думаешь, что любовь навсегда, меняешься кровью, но время идет, и если любовь не настоящая, она проходит. А связь остается. И превращается во взаимное рабство. Мало кто рискует. Почти никто.
– Они тысячу лет вместе, думаю, разобрались за это время, навсегда оно или ненадолго.
– Ты правда думаешь, что это не грех?
– Я знаю. Грех полагаться на идолов и кумиров. – Артур ткнул пальцем в ракушку с жемчужиной, которая выбилась из-за ворота куртки и которую Марийка пока не собралась отчистить от крови. – Если будет на то воля Божья, будет и чудо. Поменяй ты оправу, можно же просто красивую вещицу сделать и носить в свое удовольствие. Просто так. – И добавил, как будто это было чем-то само собой разумеющимся: – Альберт говорил, что не женится, пока у меня жены не будет. Теперь у него отмазов нет.
Приехал за ними Бесто в компании еще двоих бойцов своей стаи. На двух машинах прикатили. Одной оказался канувший во тьму «Скадат». Сначала, впрочем, вообще никого не было видно, только из-за барханов послышались пронзительные сигналы и пара выстрелов. Поди еще догадайся, что это не враги наступают, а свои просят топор убрать, чтобы подъехать без опаски.
