Он сумел убедить своих судей в том, что не отдавал Болдину никаких приказов относительно инспекции ордена Всевидящих Очей, и таким образом оказался преступником лишь постольку, поскольку нёс ответственность за любые действия всех своих наместников.
— Для такого человека как Радун — это суровый приговор, — осторожно заметил отец Александр. — Быть одним из богатейших и влиятельнейших людей Империи, и в одночасье потерять всё — возможно, для него это наказание хуже смерти…
— Правда? — равнодушно спросил Лукас, — хуже смерти?
Отец Александр промолчал. Для Лукаса, после того, что случилось с Луизой Беляевой, слова «хуже смерти» не были пустым звуком, но конфискация имущества уж точно не имела к ним отношения.
— Я убью его, — сказал Лукас. — Авва, дайте мне дозволение на то, чтобы вызвать эту падаль на поединок!
— Не дам, мальчик мой, — вздохнул отец Александр. — Ты не можешь вызвать Радуна, пока он не отбудет наказание, а он не отбудет его до смерти.
— Наказание, — медленно повторил Лукас, — конфискация. Какая… нелепость. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, должен понимать, что имущество Радуна — не земли, и не деньги в имперских банках.
— Орден Всевидящих Очей проделал огромную работу, у них в кои то веки появился официальный повод добраться до маркграфа, и уж поверь мне, Аристо, они сделали это с огромным удовольствием. Радуна подвергли допросам крайней степени, и вскрылось множество фактов его теневой деятельности, сотрудничества с Вольными Баронствами, разного рода незаконных исследований, а также махинаций с финансами. Заодно, кстати, церцетарии попортили кровь и другим подданным, пойманным за руку на контактах с пиратами. О существовании преступной сети знают все, но нечасто нам выпадает случай внести в её работу серьёзный разлад. Так что, я думаю, с некоторых пор в ордене Всевидящих Очей к тебе относятся даже лучше, чем в ордене Десницы. Они ещё не приглашали тебя к себе на службу?
— Нет. Только в орден Скрижалей.
— А, — отец Александр кивнул, — опять?
Лукас молча пожал плечами в ответ. И вздохнул:
— Ну, чего вы ждёте, ваше высокопреподобие? Что я помогу вам? Ладно, помогаю: вы хотели рассказать ещё о чём-то, я весь внимание.
— Орден вынужден вернуть «Хикари».
— Радуну?
— Да.
— Очень плохо.
— Дело в том, что «Хикари» — подарок правителя Нихон, и конфисковать её значило бы проявить к нему неуважение. Нихонцы, конечно, варвары и язычники, но мы-то цивилизованные люди, и соблюдаем определённые правила вежливости. По крайней мере, на государственном уровне. Указания по поводу «Хикари» получены орденом от Великого Кардинала, а тот, в свою очередь, выполняет прямое распоряжение Божественного Императора.
— Устами которого вещает Господь… — Лукас в два глотка осушил свой бокал, проявив полное пренебрежение к великолепному вину, лучшему из того, что хранилось в погребах монастыря. — «Хикари» не рабыня, ваше высокопреподобие, она никому не принадлежит, ни Радуну, ни ордену, ни Божественному Императору. Отдать её, конечно, придётся, но предрекаю, это приведёт к серьёзным проблемам. Вот увидите.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил отец Александр.
Ему, как и многим другим обитателям монастыря, было известно о том, что у Лукаса с «Хикари» сложились странные, почти мистические отношения. Контакт с унтэн-сферой без имплантантов невозможен… во всяком случае, так принято было думать. Хотя, не в контакте дело. «Отношения» и «пилотирование» — понятия очень разные.
— Я имею в виду, что «Хикари» — своенравная дама, — Лукас впервые за время разговора позволил себе улыбку. Злую. Без капли веселья. — А ещё я имею в виду, что Радун в долгу, если не перед орденом, то передо мной лично. И я этот долг взыщу.
Услышать подобные слова от идеального рыцаря, свято чтящего, как Господа, так и орденский устав… от священника, набожность которого можно было приводить в пример иным монахам из ордена Скрижалей… от Аристо, всегда относившегося к мирянам с воистину пастырскими мягкостью и снисходительностью, которых ох как не хватало многим рыцарям ордена Десницы… Нет, невозможно было услышать от него такие слова.
И, однако, Лукас произнёс их, а отец Александр услышал, и с полминуты изумлённо молчал, не в силах осознать, что его мальчик говорит совершенно серьёзно.
— Я запрещаю тебе, — сказал он, наконец. — Запрещаю!
— Что именно? — уточнил Лукас, — запрещаете искать доказательства того, что Радун заслуживает смертной казни? Но разве мы не обязаны по мере сил помогать церцетариям? Наши ордена для того и созданы, чтобы сотрудничать и защищать мирян. Ваше высокопреподобие, вы не можете запретить мне, выполнять обязанности, декларируемые уставом.
— Так, — отец Александр задумался, — так, — повторил он, вновь разливая по бокалам вино, — ладно. В том, что ты сам не сделаешь ничего противозаконного, я уверен. И в том, что Радун должен получить по заслугам тоже не сомневаюсь. Но тебе давно пора в отпуск.
— Свежая мысль.
— Вернёшься, тогда и обсудим всё заново. Но я хочу, чтобы ты отправился в отпуск на планету, — отец Александр стойко снёс выразительный взгляд, в котором было всё, что Аристо думал о планетах, гравитации, грязи и обычаях планетников. — Не спорь, дитя моё, — продолжил он невозмутимо. — Я знаю, ты терпеть не можешь планеты, но тебе действительно нужно ещё раз побывать на Инуи. Вы ведь именно там были с Джереми, да? Много воспоминаний, хороших, плохих, жизнь, иная, чем в монастыре. Ты долго был под впечатлением от той поездки, и тебе стоит ещё раз пройти по тем же местам. Уже в одиночестве. Тогда ты поймёшь, наконец, что Джереми погиб, что это навсегда. И станет легче.
— Обещаете? — Лукас явно не поверил ни единому слову.
— Нет, — признался отец Александр, — но очень надеюсь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
«И поставил он священников на местах их, и ободрял их на служение в доме Господнем».
Вторая книга Паралипоменон (35:2)
Дэвид Нортон был честным вором. Высокие моральные качества достались ему по наследству от предка-полицейского, тоже, кстати, Дэвида Нортона. Предок был далёкий, всех «пра» до «деда» и не сосчитать, он жил лет через пятьдесят после той войны, когда джапы на китаёз бомбу сбросили, но Дэвид был уверен в том, что они родственные души. И не важно, что один ловил преступников, а второй сам был преступником, дело ведь не в этом, а в отношении к работе. В репутации. Для вора репутация — первейшее дело. Любому клиенту хочется знать, насколько честно ты выполняешь условия сделки.
Серго Мамаев, контрабандист, который помог Дэвиду убраться с Земли, сам вызвался поручиться за него перед нужными людьми.
— Ты, — говорит, — вор честный. Такие везде нужны. Я скажу кому надо.
