Неожиданный переход от чудищ к Богородице сбил с толку, так что Артур, не задумываясь, начал набрасывать Ее лик, темные и теплые глаза, спокойную улыбку...
– М-да, – только и сказал командор, поглядев на рисунок. – И как оно, святым быть при жизни?
Грех, конечно, такое спрашивать. Но тогда все они, все братья и сэр Герман тоже, не в себе были. Это рассказывать потом легко, пожгли, мол, детишек, и вся недолга В общем, извинился сэр Герман, рисунки забрал и ушел
– И ведь не красавица, – удивленно заметил Галеш, – а на сердце легла. Я, знаешь, взгляд ее теперь вижу. Изредка. Это как рассвет – чистота, надежда, и радостно так.
Он сосредоточенно нахмурился, потянулся за гитарой, да так и застыл с протянутой рукой, подавшись вперед. Задумался. Накатило значит. Со дня на день новой песни ждать можно.
Завтра Зако на очереди и послезавтра тоже. А потом опять Галеш будет. Что у него народится, интересно?
«Интересно? – сам себя спросил Артур. И сам себе кивнул: – Да».
Эти песни «ложились на сердце». А гитара, подаренная флейтистом, казалась иной раз просто волшебной. Хотя ни Альберт, ни сам Артур никакой магии там не ощущали. Просто добрый инструмент, с любовью сделанный, оттого и особенный. Галеш с подарком Флейтиста не расставался. Когда был собой, а не Зако, понятное дело. Зако от гитар воротило. От всех.
Что ж, понять можно. Если бы не подарок нежданный, был бы хайдук в теле Галеша полновластным хозяином. А так пришлось договариваться: два дня один командует, два дня – другой. Зако и бесился-то с самого начала лишь оттого, что Галеш Ирмину гитару с собой в Цитадель потащил. Пока не разбился инструмент, певун собой оставался, для Зако лишь малый уголок выделив. Правда, от гагары той уже через минуту только гриф да струны остались. Но Зако доблестному и минуты за глаза хватило.
При ближайшем рассмотрении Золотой Витязь оказался совсем неплохим мужиком. Карная, вон, от смерти спас. С Галешем, опять же, полюбовно договорился. Хороший, в общем, человек, что для хайдуков, надо сказать, нехарактерно. Артура еще в самом начале всей этой истории искоробила легкость, с какой профессор сравнил неведомого тогда Зако с орденскими братьями. Потому что ничего oбщего у храмовников, защищавших людей, и хайдуков, рыщущих в поисках кладов, не было и быть не могло. То, что и те и другие убивали чудовищ, – не признак общности, а, скорее, нелепое совпадение Тем более что хайдуки от тварей предпочитали убегать.
Тут-то они, конечно, были правы. Артур и сам, не будь истребление нечисти его работой, за версту обходил бы даже завалящего крикунчика, а уж про друидов и говорить не приходится.
Друиды – люди. Тем и опасны.
А Зако, Зако убивался за идею. Он считал себя потомком Миротворца... Хотел когда-то вступить в орден. С орденом не получилось, и вместо рыцаря Зако стал хайдуком. Удачливым. До безрассудства смелым. А уж безбожником каких поискать. Но последнее поправимо. Все, что нужно Зако, – это перестать крыситься на орден и не ревновать Артура к светлому образу покойного Миротворца, мир его несуществующему праху.
Витязь
Артур вполне серьезно полагал, что сам он, доживши до тех же лет – Зако было уже за двадцать, – и не сунется в поле. Поселится в Сегеде или, ладно, в Шопроне, если уж так угодно сэру Герману, и станет натаскивать новичков.
А Зако – ничего, мотался по Долине из края в край, точнее, с окраины на окраину, нечисть давил. Ну, клады, понятно, подбирал – как же без этого? В Развалины ходил и дальше, мимо Аквиникума, в Кочевье. Ну, то есть, это Артур с Альбертом так назвали. А у Зако Кочевье называлось Чистилищем. Одно слово – безбожник. Хотя слово подходящее.
В будущем, когда закончатся остовы машин на улицах Развалин и на Кладбище, Кочевье обещало стать новым источником железа для Долины. Тогда к нему так же, как сейчас к Кладбищу и Развалинам, регулярно начнут ходить обозы, сопровождаемые конвоем храмовников. Или пастырей – это если верить обещаниям митрополита. А пока в Кочевье жили чудища да толпились, сцепленные между собой, огромные повозки на железных колесах.
«Вагоны». Значение слова известно, но повозки оно роднее и понятнее. В большинстве своем они перевозили грузы, но некоторые были предназначены для людей. Обставлены. Роскошно и не очень, а то и вовсе убого. Видимо, в каких-то повозках жили, а в какие-то приходили просто посидеть. Зачем? Да кто ж их, древних, поймет? В этих своих вагонах они кочевали из города в город и возили за собой очень много разного добра. Потому и Кочевье.
А Чистилище – это потому, что после людей там поселилась нечисть. Это всегда так бывает.
Про Кочевье-Чистилище рассказывали всякое. Не о чудищах – чего в чудищах интересного? О кладах, что можно было там отыскать. Ходили сказки про целые горы драгоценных камней, про слитки железа и золота, про неисчислимое множество мэджик-буков... Последнее, кстати, чистая правда. Именно там добывали их интуиты. Альберт с Артуром так и не поняли, за какой надобностью древние после Дня Гнева оставили этакое сокровище валяться бесхозным. Или тогдашние маги полагали, что их мэджик-буки вечны? А на появление нового поколения они не рассчитывали?
Профессор врет, что раньше магов вовсе не было. А какие были, те без мэджик-буков обходились. Уж выбрал бы одно что-нибудь: или были маги, или не было их. А то брешет, пень ученый, и сам не помнит, чего брехал.
В книгах про магов написано. Значит, были. И про мэджик-буки написано, называют их только по-другому: «секретари». Но дело ведь не в названии.
Вот, кстати, Тори, она пока в демоническом теле жила, умела колдовать сама по себе, вроде как Альберт. А только лишь в человека перебралась, тут же ей самой мэджик-бук понадобился. Обидно, что есть он у нее. Зако сам же и привез. Сначала придавил Некроманта, явившегося в Долину, чтобы вызволить свою госпожу, а потом забрал из логова все ценное, что нашел. И мэджик-бук, специально для Тори отлаженный, конечно, увез.
Зако рассказывал, что Некромант подготовил для Тори не меньше десятка тел, чтоб было госпоже из чего выбрать. И они лежали в стасисах, то ли мертвые, то ли живые – Зако не разбирался, просто поотрубал всем головы да сжег поганое гнездо.
Даже думать о таком тошно, с души воротит. А Тори, бабочка с клинками-крыльями, выходит, запросто могла в мертвяка вселиться.
Но вселилась-то она в конечном счете в живого.
А Зако сейчас, как вспоминает мэджик-бук, так крестится. «Слава богу, – говорит, – что я эту штуку Фортуне не отдал. Уж он просил, вьюном вокруг вился, денег сулил немереных, чуть ли не бессмертие обещал». Но Зако хоть и хайдук, а не совсем дурак. То, что ему страсть как интересно стало, зачем демоницу в Цитадель понесло, – это дурь, конечно. Но то, что он в интересе своем поддержкой Фортуны заручился, – вот это уже умнее. А профессор засуетился, забегал, когда мэджик-бук драгоценный, почти его собственный, вместе с телом Зако сгинул куда-то.
Беда в том, что младший задумался – что ж там такого интересного, если Фортуна ради того, чтобы книгу вернуть, его, Альберта, разбудить не побоялся. Плохо быть магом. Все время им неймется.
