В небо нужно подниматься с чистым сердцем и ясными мыслями. А уверенность в том, что люди, с которыми ты делишь небо, мешают тебе жить, уж точно не способствует ни ясности, ни чистоте.
Они не мешают!
После первого же опыта, после первой же попытки отказаться от посмертных даров ему пришлось вдалбливать себе эту мысль едва ли не насильно. Грань между привязанностью к старогвардейцам, привязанностью, очень похожей на дружбу, и инстинктивным желанием уничтожить их, как помеху, оказалась настолько тонка, что Тир сам себя испугался.
Он думал, что считает их, умеющих летать, поднявшихся в небо, ровней себе.
Он ошибся.
Не представляя, как сформулировать все это в докладе Эрику, Тир даже рассмотрел мысль о том, чтобы не говорить вообще ничего. Плохая была мысль. Негодная. Не сказать, в данном случае – то же самое, что соврать. А врать – это отвратительно.
– Не понимаю, что тебя беспокоит, – заметил Эрик, – у старогвардейцев появляется потребность в убийстве? Так это естественно для людей. В своей тяге к убийствам ты – не исключение.
– Им понравится убивать, – объяснил Тир.
– Насколько сильно?
– Так же, как мне. – Он подумал и добавил, глядя мимо Эрика: – Я не всегда могу с этим справляться.
– И, однако, ты не замечен в убийствах, кроме как на войне. Значит, справляешься.
– Не замечен…
…Смотрит мимо. Морда каменная. Руки по швам.
Сердится.
Легат Старой Гвардии сердится на своего императора так часто, что это, кажется, тоже начинает входить в привычку. У императора. И у легата.
Легат убежден, что император во всем должен быть лучше других людей, должен быть умнее и понятливее; как же иначе, ведь ему оказали честь и выбрали в хозяева…
А император ну никак не желает соответствовать!
Эрик постарался не улыбнуться. Нельзя давать себе волю, а то этот хмурый парень со смешным прозвищем быстро почует, что, с точки зрения Эрика фон Геллета, его злость выглядит забавно и почти трогательно. Демон, беспокоящийся о душевной чистоте вверенного ему подразделения… Абсурд.
Грэй прав, демон из Тира фон Рауба негодный. А вот командир – отличный.
– Если ты умеешь преодолевать тягу к убийствам, значит, и они смогут. Суслик, они не дети.
Взгляд меняется. Теперь смотрит в глаза.
– Ваше величество! Они могут стать такими же, как я.
– Это так плохо?
Судя по его лицу – это просто ужасно. Гораздо ужасней, чем непроходимая тупость императора, не способного понять, насколько велика предполагаемая опасность.
Эрик знает все, что рассказывают про его демона. И знает, что все, кто сочиняет и пересказывает слухи, понятия не имеют, что такое этот демон на самом деле. Больше того, демон и сам не знает, что он такое. Считает себя воплощенным злом, уверен, что все вокруг думают так же… Но чего за ним не водится, так это склонности к преувеличениям реально существующих проблем.
– Это плохо, ваше величество. Для людей это несовместимо с жизнью.
Интересно, почему же? Многие люди любят убивать. Есть и такие, которые нуждаются в убийствах. Однако те из них, кто умеет обуздывать свою кровожадность, живут и здравствуют.
– Те, кто нуждается в убийствах… – бормочет Тир, позабыв про «ваше величество», – это совсем другое. Эрик, я знаю, что все, попавшие в зависимость от посмертных даров, умерли раньше срока.
– Почему?
– Я убил их.
Вот так.
Тир фон Рауб, как всегда, только кажется предсказуемым.
– И что же ты предлагаешь?
Без вариантов решения этот парень о проблемах не заявляет. Правда, и о том, что решение есть, без приказа не сообщит. Никакой инициативы – он предупреждал об этом еще десять лет назад. Эрику давно уже было интересно, возможна ли ситуация, чтобы Тир явился с текущим докладом, в котором поднята проблема, не имеющая решения… Точнее, в котором нет предложений по решению неразрешимых проблем. Ну скажем, если они, проблемы, возникли за полчаса до того, как доклад должен быть сдан.
Нет, пожалуй, лучше – за десять минут. За полчаса Суслик способен предложить от пятнадцати до тридцати вариантов выхода из положения.
На сей раз, однако, предложений было всего два.
Первое – изменить условия договора. Больше никаких посмертных даров, отнятых в бою. Эту идею Эрик отверг сразу, несмотря на ее простоту и эффективность.
Их с Тиром сотрудничество началось с полного запрета отнимать чужие жизни, и если бы Эрик не отменил это условие, у него не было бы сейчас ни Тира, ни Старой Гвардии, ни, может статься, империи. Выяснилось, что присутствие при процедуре изъятия посмертных даров опасно для людей. Что ж, это не повод рисковать демоном, лишив его запаса жизненных сил. Понятно, к чему подводит этот маленький казуист – к мысли, которую Эрик должен озвучить сам, к разрешению компенсировать жизни, потерянные в бою, за счет мирного населения.
Но это невозможно.
– Это невозможно, – повторил Эрик вслух.
Тир улыбнулся уголком рта, и его императорское величество почувствовал себя так, будто успешно сдал какой-то важный экзамен. Чума на всех на свете демонов! И что же было бы, не отвергни он предложенный вариант?
– Я не знал бы, что о вас думать, ваше величество.
О да. Звучит угрожающе.
– Второй вариант лучше первого?
– Не намного. Я могу заменить зависимость отвращением.
– Каким образом?
– Основываясь на боевой задаче, которую мы решали в последние полтора месяца. Если не перебить кертских пилотов сейчас, пока они только учатся летать, то эти же пилоты, став постарше, перебьют в десять раз больше вальденцев – это правда, но я могу сделать так, что мы посмотрим на ситуацию другими глазами.
– Подробней.
– Пожалуйста. То, что мы делали, – это уже не война. Это планомерное и последовательное истребление. Занятие мало того что грязное, так еще и бесчестное. Оно сродни убийству детей. Вы ведь и сами это понимаете, правда, ваше величество?
Эрик не вздрогнул, но это стоило ему изрядного усилия.
Тир глядел в упор ледяными, злыми глазами. Кривоватая улыбка превратилась в ухмылку, полную яда. Но тут же взгляд потеплел, и легат Старой Гвардии опустил голову, исподлобья, чуть виновато взглянув на своего императора:
– Показать проще, чем объяснять.
– Убийство детей?
– Подход индивидуальный, – Тир пожал плечами, – для вас аргументом стало это сравнение. Но вы прочнее большинства старогвардейцев. Разумеется, сама по себе охота на кертов со временем выпадет из цепочки, останется связка: посмертный дар – отвращение. Если вы позволите мне действовать, я начну с Риттера и Мала, они – слабее других, Риттер в силу убеждений, Мал – потому что добрый. Падре покрепче, но когда в группе начнется цепная реакция, воздействовать на Падре станет легче. О Шаграте можно не беспокоиться, ему наплевать, кого, за что и как он убивает, но ему и на посмертные дары наплевать.
