Они не любовники! Хотя ведут себя так, что, казалось бы, не остается места для иного толкования. И… тот поцелуй, свидетелями которого стали почти полсотни ипэсовцев. Боже святый, его до сих пор обсуждают!
Столько людей, увидевших Паука во плоти!
Сейчас Ада Мартиновна почти ненавидела их. И у нее сердце болело при одной мысли о том, чтобы отдать записи… отдать Паука на растерзание сплетникам, психологам, похотливым взглядам, аналитикам – всем!
Это нужно сделать. Обязательно, но… не сразу, ладно?
А Касур, он вообще гетеросексуален. Если верить тому, что они все-таки люди. Уж чему-чему, а своей интуиции полковник Котлярчук доверяла почти безоговорочно. Заклинатель, он без шестого чувства проживет лишь до первого вызова первого духа. А Ада Мартиновна в прошлом году провела тысячный ритуал. Это о чем-то да говорит, не так ли? Интуиция, плюс ежедневные встречи с чародеем, взаимный интерес, довольно быстро развившийся в то, что принято называть «романтическими взаимоотношениями».
Касур – ее любовник, ее, а не Паука!
Но почему же тогда…
Нужно отдать диски.
Телевизор уже закончил бормотать и теперь демонстрировал цветные вертикальные полосы.
Глухая ночь – тяжелая, усталая.
После того, что случилось днем, даже духи, оживляющие ночные часы, наполняющие воздух романтикой, чарами и ужасами, притихли и боялись лишний раз шевельнуться. От этого все вокруг казалось мертвым – и свет в окнах, и небо с неяркими звездами, и океан, который не видно отсюда, из гостиницы, но чье присутствие ощущается в любой точке Владивостока.
Особенно такими людьми, как заклинательница Котлярчук.
Которой сейчас не было дела до мертвой ночи. Дрожащими пальцами вынимала она из конверта очередной диск. Новый. Только что обнаруженный под дверью номера.
В отличие от Маринки, Ада Мартиновна не упала в обморок, увидев Паука без защиты наложенных на его серьгу чар. Она просто потеряла на время способность двигаться, думать и, наверное, даже чувствовать. И поэтому не услышала голоса, сопровождающего запись. Несмотря на то, что голос этот сделал ей предложение, от которого она вряд ли смогла бы отказаться.
Полковнику Котлярчук предложили обменять свою душу на Паука.
Нечестная сделка – за Паука Ада Мартиновна отдала бы и больше. Да вот беда, она вообще не поняла, что именно ей предлагают.
Молча встала, взяла ключи от машины и вышла из номера.
До волшебного дома было два часа езды – вполне достаточно, чтобы одуматься по дороге. В любой другой ситуации – вполне достаточно.
* * *
Звукоизоляция здесь была идеальная. Почти как на студии звукозаписи. И то, что от рыка содрогнулся весь дом, что-то об этом рыке да говорило. В том смысле, что не каждый тигр так может. Или, там лев. Большой, кто-нибудь, в общем. И очень громкий.
Маришку ноги сами вынесли в коридор. Орнольф, она знала, еще с вечера обосновался в одной из гостиных на первом этаже и, кажется, собирался просидеть там до утра. А рычали откуда-то из их с Альгирдасом покоев.
Умный человек на месте Маришки остался бы в своей спальне. Под кроватью.
Но умных в ИПЭ, наверное, не берут.
Она с разбегу влетела в знакомую гостиную. Увидела, что интерьер как-то странно изменился.
Поняла, что это не новые обои, а потеки и брызги красной краски.
Увидела в дверях, ведущих в комнату Альгирдаса что-то… такое…
И поняла, что красное – это не краска. И вот это на полу тоже… не краска. И не кукла. Хотела закричать. Но прямо перед ней оказались вдруг яркие, восхитительно-алые глаза такого насыщенного цвета, что даже цвет крови на полу, на стенах – везде – как-то поблек.
А в следующую секунду Маришку отбросило в сторону.
Она грохнулась на пол и начала потихоньку соображать.
Это Паук… Красные глаза – это Паук. А толкнул ее Орнольф. И, не задерживаясь, страшным ударом в грудь отправил Паука обратно в его покои. Маришка со своего места видела, что Альгирдас метра два пролетел по воздуху, прежде чем влепиться спиной в самурайский доспех. Груда железа свалилась ему на голову. И он не успел подняться, когда Орнольф, такой пугающе быстрый, ударил снова. С размаху – в переносицу.
Таким кулачищем – как молотом.
Насмерть…
Обхватив себя руками за плечи, Маришка смотрела, еще ничего не понимая, просто фиксируя в памяти все, что видит. Как Орнольф методично и все так же быстро, всей тяжестью прижимая Альгирдаса к полу, вонзает ему в вену неизвестно откуда взявшийся шприц. Как тело под ним выгибается дугой, сбрасывая датчанина, освобождаясь… и падая обратно. Как домовые духи безмолвно, равнодушно убирают с ковра… ой, мамочки! Ой… что же теперь делать? Как же… теперь?! Это ведь, Господи, это…
– Ада Мартиновна, – прошептала Маришка, глядя расширившимися глазами на тяжелые от крови, но кое-где оставшиеся чистыми, сохранившие золотистый оттенок длинные волосы заклинательницы.
Духи молча вынесли тело. Большую часть. Остальные собирали… остальное.
– Хельг пил ее кровь? – требовательно и резко спросил Орнольф.
– Что? – Маришка боролась с тошнотой.
– Хельг. Пил. Ее. Кровь? – разделяя слова, повторил датчанин. – Или просто убил? Что ты видела?
– Просто?! – ошеломленно произнесла Маришка. – Просто? Это что, он ее убил? Альгирдас убил Аду Мартиновну?!
– Мариша, – Орнольф выволок неподвижное тело из-под доспехов, – отложи истерику, ладно? Мне сейчас – ну, никак не до тебя. Продержишься часок?
… – Орнольф, – пробормотал Паук. Тихо, почти жалобно, – не уходи…
– Конечно, не уйду, – Орнольф забыл о Маришке, наклонившись к распростертому у кровати телу. – Что ты, Эйни, разве я тебя оставлю?
На пальцах были когти – длинные, как ножи. Они судорожно скребли по ковру. Так дергаются лапы у раздавленного паука. Но Орнольф накрыл ладонью эту мерзкую, нечеловеческую руку, словно вобрал в себя агонизирующую дрожь и, обняв Альгирдаса за плечи, поднял с пола, прижимая к груди. С минуту он так и сидел, укачивая Паука, как будто успокаивал ребенка.
А тот вдруг вывернулся, совершенно не по-человечески, и впился зубами Орнольфу в шею.
Датчанин дернулся и втянул сквозь зубы воздух, но даже рук не разжал, чтобы если не отбросить чудовище, так хотя бы уронить обратно на пол. Зато Маришка снова чуть не заорала. До нее только сейчас дошло, что именно ей грозило.
Заорать у нее не получилось. Воздуха не хватило. А потом кто-то из духов закрыл дверь в комнату.
– Вампир, – сказала Маришка, глядя на Дюху.
– Вампир, – повторила она, взглянув на Макса.
