– Главное, не вспоминать, как он сейчас выглядит… – пискнула Маришка.
За что немедленно была сражена новым приступом смеха.
Заклинания сработали на трех алиенсах. Три из семи – неплохой результат. Они лопнули. Остальных прикончил Паук, а эти – лопнули. Вокруг Паука. Когда он сражался с самым большим чудищем.
Ох, господи боже… Нельзя сказать, чтобы из других схваток он выходил чистеньким. Но в этот раз… когда он с хрустом оторвал голову последней твари, а потом остановился и так недоуменно убрал с лица заляпанные липкой слизью пряди волос.
Мама дорогая! Какие у него были глаза!
Маришку тогда даже совесть слегка уколола. Во-первых, кровь у алиенсов все-таки очень едкая. А во-вторых, Альгирдас так на нее посмотрел. Чистюля-Паук. Весь с головы до ног в гадких, скользких ошметках. И волосы – их отмывать то еще удовольствие.
Фу-у…
Но до чего же это было смешно!
Кладку нашли в полукилометре от места побоища. Дошли туда без приключений, что дало Маришке лишний повод задуматься о том, насколько внимательно Паук приглядывает за ней. Он ведь знал, что никакой нечисти по дороге не встретится, иначе ни за что не отправил бы ее одну. Иногда, натыкаясь в самостоятельных вылазках на каких-нибудь тварей и разделываясь с ними без посторонней помощи, Маришка вместо торжества чувствовала лишь детскую досаду: ее пустили поиграться. Так, наверное, лиса или волчица приносят в нору подранков, чтобы детеныши учились охотиться.
Из чувства противоречия, а может, оттого, что Макс как-то очень уж понимающе на нее поглядывал, Маришка уверенно предложила:
– Айда вниз!
И, не дожидаясь, пока лейтенант Адасов покрутит пальцем у виска, полезла в широкую черную нору.
Ход был глубокий, но покатый – ясное дело, маленьким алиенсам, когда вылупятся, надо будет как-то вылезать наружу. Хотя, если вспомнить, как они прыгают, непонятно – на фига им вообще ходы. Дыры в потолке было бы достаточно.
– Ты, идиотка, – зашептал Макс уже внизу, – пойдем отсюда, быстро!
Подземная полость от стены до стены оказалась увешана кожистыми, полупрозрачными коконами. В них, наверное, и сидели маленькие алиенсы…
Ох… Маришка вдруг вспомнила, как это было в кино, дернулась к выходу и не успела. С чмокающим звуком лопнули десятки мембран. Со всех сторон на Маришку с Максом бросились зеленые, проворные головастики. Она крикнула: «сках!», одновременно выталкивая эмпата в подземный ход. Запоздала с заклинанием: сразу два головастика оказались под щитом, и выстрелы максового пистолета прогремели в подземелье так громко, что часть потолка обвалилась, засыпав чудовищ.
Щит чар не удержал пули. Слава богу! Слава богу! Слава богу… что сил ее не хватило на то, чтобы сотворить более мощное заклинание. Иначе Макс не сумел бы застрелить головастиков, уже провинтившихся насквозь через ее разгрузку.
Снайпер, блин…
Пока остальные эмбрионы, или кто они там, копошились под грудой земли, Маришка с Максом лезли на поверхность. Макс честил ее на все корки, что не мешало ему бежать по узкому, осыпающемуся под ногами ходу, как по дорожке стадиона. Маришка не отставала. Ей все время казалось, что заклинание вот-вот разрушится, и какая-нибудь тварь вцепится в… ну, в нежную часть тела.
Тугая петля захлестнулась вокруг ребер. Маришку рывком, как будто на буксире у грузовика, выдернуло на поверхность. Она по инерции пролетела еще несколько шагов, упала, больно ударилась локтем, однако смогла перекатиться и быстро вскочить на ноги. Рядом, морщась, потирал коленку Макс. А Паук, встав между ними и провалом пещеры, кромсал паутиной выпрыгивающих из темноты головастиков.
На ломтики. В клочки.
Он был так зол…
Весь мокрый – с волос текут струйки воды. Он даже плащ надеть не успел, а не застегнутая шелковая рубашка облепила тело, став почти прозрачной. Заглядевшись на него, Маришка с трудом вспомнила, что нужно делать. И чуть не замешкалась, призывая духов. Если бы не косой взгляд Альгирдаса, острый, как режущая нить паутины, она бы так на него и таращилась, открыв от восхищения рот.
Однако такие паучьи взгляды очень быстро возвращают к реальности. Маришка сплела заклятье – из земляного хода, так же, как в прошлый раз, дохнуло дымом и пламенем.
– Тайрибл!
[71]
– бросил, как ударил, Паук, не беспокоясь о том, что его не поймут.
Его поняли.
– Альгирдас… – начала было оправдываться Маришка.
– Брэлл мвирэ!
[72]
– резко оборвал Паук, тряхнув мокрыми волосами, на которые уже начал налипать всякий гадкий мусор. – Брэлл съяньшэ
[73]
, – прошипел он, глянув на Макса.
Похоже, предполагалось, что после этих слов Маришка с Максом пойдут биться головой о камни. Ей действительно захотелось сделать что-то подобное, несмотря на то что языка Ниэв Эйд она не знала и о смысле сказанного могла только догадываться.
Паук уходил, не оглядываясь. Шел как всегда легко, ни облачка пыли не поднималось из-под высоких сапог, но почему-то создавалось впечатление, будто он вбивает в землю каждый шаг.
Очень злой Паук.
Слава богу, он успел хотя бы отмыться от взрослых алиенсов, то есть, от того, что осталось от взрослых алиенсов, после заклинания «плаекх'ха-бао», а то был бы сейчас еще злее. По десятибалльной шкале Чавдаровой-Адасова, эта злость тянула на шестерочку. А вот, например, восьмибалльная злость включала в себя ломание всего, что ломалось, и разбивание всего, что разбивалось. Все не ломающееся при этом подвергалось агрессивной обработке с целью сломать и, насколько успела понять Маришка, без помощи Орнольфа или нескольких убийств такая злость не проходила. Злость на пять баллов выглядела великолепно, была малоразрушительна и опасна, в основном, только для врагов. Злость до трех баллов включительно была нормальным состоянием Паука. А шесть баллов – это миленькая перспектива провести время, оставшееся до воссоединения с Орнольфом и Дюхой в обществе Паука безмолвствующего и угрюмого, как сыч.
Да, была еще злость на десять баллов!
И бесконечная выжженная пустыня вокруг – прямое следствие одного-единственного приступа такой злости.
– Я же говорил, – пробормотал Макс, пока они тащились следом за Альгирдасом, – не надо было туда лезть.
– Без тебя знаю.
– Как он без машины так быстро добрался?
– Как-как, – Маришка снова ощутила укол совести, – через Межу.
Оставшиеся десять минут Макс задумчиво молчал. Может, пытался без подсказки сообразить, как можно ходить через Межу, когда ее нет уже шесть с лишним месяцев?
