– Нам туда. Вторая дверь.
– Не могу, – решительно сказал хозяин.
– А придется. Знаешь, уважаемый, уж если эта богадельня – лучшая гостиница в столице, то я имею право хотя бы выбрать лучшую келью.
– Не могу.
– Да кто там у тебя? Султан что-ли?
– Сераскир.
– Подумаешь, шишка какая!
– Не могу.
– Да, собственно, от тебя ничего уже и не требуется. Не хочешь попросить постояльца убираться, я сам попрошу.
– Вы с ума сошли! – окончательно перепугался Аслан. И решительно отправился к указанной двери. – Вы будете драться и все тут сломаете. А потом кого-нибудь из вас убьют – и куда, скажите, я буду девать труп чужеземца, да еще и нелюдя?
– В море, – хмыкнул де Фокс. – А он что, чужеземец и нелюдь, этот сераскир?
Аслан вздохнул и осторожно постучал. Из комнаты донеслось нечленораздельное рычание.
Хозяин откашлялся, помянул Джэршэ, откашлялся еще раз и наконец изрек:
– Господин…
Рычание стало более раздраженным.
– Вас хотят… э-э…
Надо сказать, что у Эльрика во время этой паузы появилось сразу несколько вариантов продолжения фразы. Он промолчал. Однако Аслан, похоже, сказал все, что считал нужным. И в его содержательную беседу с закрытой дверью пришлось вмешаться:
– Вы заняли мою комнату, почтеннейший. Может, соблаговолите появиться на пороге? Я хоть взгляну, кто тут такой…
Договорить ему не дали – распахнувшаяся дверь, свистнувшая сабля и широкий мужчина в усах и туфлях:
– Что за сын свиньи и шакала посмел потревожить меня?!
Эльрик де Фокс
Спросил, понятное дело, мужик, а не дверь и не сабля. Поэтому и рассердился я на мужика, но счел своим долгом как следует приложить дверью о стену, чтобы вырвать ее из косяка (не люблю двери, открывающиеся ко мне).
С саблей, к сожалению, быстро и безболезненно ничего не сделаешь, однако собеседнику моему хватило и двери, чтобы покраснеть. Покраснел он стремительно и как-то весь сразу. Может, осознал нежизнеспособность помеси, за которую меня принял.
Чтобы не держать дверь в руках, я прислонил ее к стене.
Дядька махнул саблей. Потом еще раз. Второй раз – исключительно для того, чтобы удержать равновесие. Ох и пьян он был! Я вообще-то не трогаю пьяных, может, и с этим бедолагой мы решили бы дело миром, но угораздило его заорать душераздирающе:
– Как ты посмел потревожить Шакора?..
– Шакор? – спросил холодный голос у меня из-за спины. Свист. Удар. Хрип. Многострадальная дверь приняла на себя тяжелое тело исмана вместе с арбалетным болтом, которым упомянутого исмана к двери пригвоздило.
Я-то этого уже не видел, потому что с топором в руках уходил с линии предполагаемого выстрела по направлению к стрелявшему, намереваясь сперва дать ему по черепу, а уж потом посмотреть, кто это был, но…
– Фокс?!
– Мит перз!
Кажется, мы целую вечность тупо пялились друг на друга. Мое императорское Величество и Элидор, живой и здоровый, с разряженным арбалетом в руках.
Чувство опасности.
Тяжелый удар, сбивающий с ног.
Свист стрел, проносящихся над нами.
Сорвана маска, и губы сами расползаются в улыбке.
Четверо. Их было всего четверо. Против нас двоих? Кретины!
Я вытирал лезвие топора, а Элидор, морщась, осматривал труп Шакора.
Он выругался. Перешагнул через тело. Вошел в комнату, откуда тотчас же раздался пронзительный женский вопль. Я ожидал услышать хотя бы извинения. Куда там?! Через полминуты эльф вышел, машинально поискав рукой дверь, чтоб прикрыть ее за собой. Бросил хозяину кошелек (явно чужой, свой у него на поясе висел):
– Лучше помалкивай обо всем, толстый. Усек? Аслан кивнул.
– Пойдем!
Это он мне? Ну-ну. Однако уйти отсюда действительно стоило. И мы пошли.
С грохотом пронеслись по коридору, переполошили Озаренных, кушающих в общем зале, пинком вышибли дверь (слава Богам, эта открывалась наружу!), и я снова почувствовал опасность. Да что же это такое начинается, а?! Стоило встретить ненормального эльфийского альбиноса – и плакала моя спокойная жизнь!
Я взлетел в седло Тарсаша и уже за воротами с удивлением отметил, что конец, спокойной жизни почемут-то не так уж меня и расстраивает.
Мы пронеслись через город карьером. Элидор на хорошем породистом скакуне, без седла и уздечки, как умеют только эльфы, и я – на Тарсаше, страшно обиженном тем, что он вынужден мчаться позади Элидоровой клячи.
Прохожие выскакивали из-под копыт наших коней, кошки взлетали на дувалы, в спину летели проклятия, а я только успевал молиться всем Богам, чтобы никто не попал под копыта. Кажется, Боги меня услышали.
Ворота. Растерянные лица стражников. Стены Мерада стремительно уходили назад, потом скрылись за горизонтом. Элидор скомандовал:
– Назад!
И мы развернули коней на север, к другим воротам. Отдохнул с дороги, что называется. Век бы не видеть всех этих приключений с погонями и выстрелами в спину!
В квартале менял было шумно, сутолочно и бестолково, как всегда бывает в таких местах. На появление двух чужеземцев никто и внимания особого не обратил, мало ли народу появляется здесь, на окраине Мерада со стороны моря? Для нас, неверных, тут была даже гостиница, устроенная по последней западной моде – замызганный до отвратительности кабак с дурно пахнущими женщинами и сомнительной публикой. Мы разогнали компанию, устроившуюся за приглянувшимся мне столом, сели, заказали выпивку и посмотрели друг на друга умными глазами:
– В какое дерьмо ты вляпался на этот раз?
Спросили мы одновременно.
И одновременно удивленно заткнулись.
В это время разносчица поставила на стол кувшин, пару кубков и свою пышную грудь, слегка прикрытую грязноватым платьем. Я сунул ей золотой, чтоб побыстрее исчезла.
Эльф проводил женщину взглядом. Поморщился. И отметил:
– Ты, видать, при деньгах. Откуда?
– Дракона убил.
– Ага.
Он разлил выпивку. Снова поморщился. С чего, спрашивается? Хорошее пойло, в меру крепкое, в меру пахучее. Мухи, во всяком случае, от нашего стола разлетелись, как по команде.
Разносчица поглядывала на нас из угла зала. И помалкивала.
В таких местах, как это, вообще много не говорят. Только отсидеться во время грозы. А гроза в Мераде, надо полагать, разразилась. И немалая. Что мне, собственно, и требовалось.
– Нагадили и смылись, – философски изрек я. Элидор улыбнулся:
