– Ненавижу гобберов, – сообщил Эльрик. – Элидор, почему этот недомерок всегда оказывается прав?
– Ну вот и выбрали, – невпопад ответил эльф.
Эльрик де Фокс
Сэр Рихард перестал быть собой. Он вообще перестал быть. Даже недоброй памяти холлморк и то казался более живым, чем этот старик, безмолвно, безропотно следующий за нами.
Кукла. На веревочках. Такими потешают публику бродячие актеры в Ригондо. Я чую магию. Чужую и чуждую. И я (Боги, мне ведь даже не стыдно!), я благодарен за нее. Князю.
Одного только нашего согласия хватило ему, чтобы подчинить себе гота.
Что-то подобное было и с тем гномом, едва не убившим Элидора. Я начал это понимать, когда увидел палатина. Значит, икберы – работа Князя. Да кто же он, чтоб ему ветер встречный? Не Разрушитель же, в самом-то деле.
Хотя, если уж вмешались Демиурги… Стоп. Демиурги и Деструктор должны, работать на одной стороне. Но кто тогда на другой? Опять же Князь? Но если он в состоянии составить конкуренцию Величайшим, почему он тратит время на нас? И почему, кстати, он не подчинил нас в свое время так же, как гнома или сэра Рихарда?
А ведь мы погубили палатина. Окончательно погубили этого когда-то сильного, потом гордого, а потом смертельно уставшего человека. Погубили, предварительно пообещав спасение.
Как я ненавижу самобичевание!
Но накатывает все же время от времени. Что ты будешь делать, а?!
Нет. Мне это определенно не пристало. Мне бы саблю да коня… И с драконом подраться, ага? Уж чего-чего, а нахальства в вас, Торанго, всегда было более чем достаточно. Подерешься еще. Какие твои годы?
Какие?! Да у меня сейчас тихая истерика начнется! Десять тысяч лет! Десять тысяч! И за все время ни одной приличной драки с драконом! Только беседы под выпивку. То есть буквально сотня веков псу под хвост!
Боги, о чем это я?
А мы мчались. Молча. Как когда-то в теплой компании Спутника.
Мы мчались. И мне было страшно. И не только мне. Мы снова боялись. Снова боялись за Кину.
Не знаю, как кого, а меня страх раздражал несказанно. Так что в ворота Тальезы я въехал в настроении набить морду не одному, а сразу десяти драконам. И всем Демиургам впридачу.
А за воротами нас встретила тишина.
Небольшая площадь была пуста. Пустовала и будочка для стражи. Уходили гостеприимно в густую тень домов три улицы. В одной из них маячил всадник.
Он махнул нам рукой. Развернулся и, не дожидаясь реакции, скрылся за домами.
Ничего не скажешь. Вежливый прием.
– Ну, мальчики, держитесь за мной и не разбегайтесь.
– Сам ты мальчик! – мгновенно среагировали оба монаха.
– А как же целибат?. – поинтересовался я. Получил два, пинка. С обеих сторон. И порадовался. Во всяком случае, скверности характера не поубавилось ни у эльфа, ни у гоббера.
Мы построились клином. Жалким таким клинышком. Мое Величество впереди, а Сим с Элидором и палатином, соответственно, сзади. Оставшиеся лошади – ровно четыре, по морде на нос, – заковыляли в направлении исчезнувшего всадника.
С десяток конных латников выехали нам навстречу. И тут толкнуло. До отвращения привычно: опасность! Ну разумеется – арбалетчики. На крышах. За окнами. За спиной. А впереди?.. Князь.
Великая Тьма! Ну не человек же он! Не человек! Или я окончательно впал в старческий маразм, заразившись от смертных.
А кто?
– Кина! – рявкнуло у меня из-за спины. Ничего себе «эльфийский голос»!
– И гарантии неприкосновенности! – проверещал Сим. И добавил уже вполголоса:
– Сдуреть, какие я слова-то знаю!
Сэр Рихард выехал из-за моей спины. Я перехватил его лошадь за повод. Животина была слишком измучена, чтобы пытаться спорить. А из-за латников, расступившихся насколько позволяла узкая улица, выехала…
Великие Боги.
Это была не Кина.
Это не могло быть нашей менестрелькой. Веселой. Доверчивой. Не умеющей убивать и… прекрасной, как… Это было… Нет. Это была она.
Время застыло, тягучими каплями срываясь и гулко падая на мощенную брусчаткой землю.
Спутавшиеся черные волосы. Потрескавшиеся губы. Ввалившиеся, какие-то белесые глаза. И старость.
Она постарела.
Эльфийка. Бессмертная. Вечно юная. Она… Она ехала к нам.
Элидор забыл про необходимость держать строй. Вырвался вперед, сшибая грудью своего коня медленно бредущую к Князю лошадь палатина.
Он обнял Кину.
Обнял так, как никогда не позволил бы себе я. Князь что-то говорил, смеясь…
– Берег ее девственность, как я понимаю? А зря. Могу заверить, потерял ты многое. Я лично смог убедиться в этом…
И мир рухнул.
И страшно кричали люди, заживо сгорая внутри собственных доспехов.
И топтали упавшие тела взбесившиеся лошади.
И рычал что-то Князь. Не успевал. Не мог. Пытался… защититься.
А Элидор руками натягивал стальную арбалетную тетиву. Стрелял. По тем, кто еще мог шевелиться. Кто еще казался живым.
В огненный ад превратилась улица. Плавился камень. И горящим стеклом таяло почерневшее небо.
Князь уходил. Уходил. Растворялся в полыхающем тоннеле.
Не догнать его было. Не найти. Не увидеть.
И последние силы выхлестывал из себя император. Выл от радости Зверь, научившийся убивать так.
Тальеза горела.
* * *
Четверо всадников медленно выезжали из города. Проклятого города, плодящего смерти. И не осталось ничего, кроме ненависти. Ненависти, в которую переплавились злость и безнадежность.
Хотя… нет. Была еще уверенность. Страшная уверенность в том, что они, столкнувшиеся волей судьбы, изначально враждебные друг другу, слишком разные, чтобы выжить вместе, что они остались одни. Против Сил, Богов и Начал.
Только, когда Четверо – это уже не одиночество.
Это – единство.
– Эльрик! – Сим потянул императора за край плаща. – Орден должен теперь убить нас. Элидора – точно убьют.
– Зачем?
– Ты не поймешь. Просто поверь.
– Значит, нам на север.
– Зачем? – в свою очередь спросил гоббер.
– На Анго. И хрен в грызло вашему ордену.
1375 год. Аквитон.
Брат Джероно сидел за столом в своем маленьком тесном кабинете и пытался уверить себя (в который уже раз) в том, что он все сделал правильно. Свиток с обычным еже – недельным отчетом о делах, творящихся в Готской империи, уже унесли…
