Над крыльцом горел фонарь в виде цветка лотоса, в его свете Игорёк разглядел беседку и накрытые плёнкой клумбы. Из-за беседки вышел внушительных размеров пёс. Игорёк замер, он боялся собак. Пёс блеснул равнодушным глазом, на ходу зевнул и скрылся в будке под крыльцом.
Игорёк скроил скорбно-серьёзную мину, пригладил волосы и вошёл в дом. В прихожей было темно, в глубине виднелось светлое пятно, вход в гостиную. Вспыхнули по периметру стен люминесцентные лампы. Игорёк невольно зажмурился и чертыхнулся.
Хозяйка стояла в дверях гостиной, рассматривала гостя. Гость моргал и щурился.
– Ослеп, – сообщил он.
– Да вы заходите. Разуваться не надо. У нас тут всё скромно.
"Да уж, скромно", – наконец, оглядевшись, оценил обстановку Игорёк. У стены, под зеркалом резная тумба красного дерева, инкрустированная золотом, настоящими пластинами, а не микронной толщины «сусалкой». Само зеркало заключено в массивную серебряную раму. А рама вставлена в мощный деревянный каркас, тоже инкрустированный золотом, увенчанный двумя золотыми же амурчиками. Наборной паркет сверкал так, что казалось, будто лампы светят из пола. Монументальная винтовая лестница словно выточена из одного гигантского ствола калифорнийской секвойи. На стенах в широких лепных рамах – картины. На них плещутся крепкотелые речные нимфы, сатиры похищают вакханок, и подглядывают за купальщицами пастухи; закованный в латы розовощёкий юноша похищает совершенно голую Европу.
«Тематика, однако, подходящая», – решил Игорёк.
– Добрый вечер, – поздоровался он.
Хозяйка кивнула.
– Я – Игорь, – энергично принялся объясняться Игорёк. – Бизнесмен. Здесь у вас в посёлке суматоха началась. Кто-то надругался над дачей ВВП. Боюсь, попадись я под горячую руку, придётся объяснять, что я делал в радиусе выстрела из армейского гранатомёта.
– Да не стойте вы в дверях. Я и так вижу, что вы не из какой не из службы безопасности. У вас лицо доброе и интеллигентное.
– Спасибо за лицо. – Игорёк сделал полупоклон и вошёл вслед за хозяйкой в гостиную.
– Ну, так и присаживайтесь куда хотите. Сейчас вы мне всё расскажете.
В гостиной кроме большого проекционного телевизора ничего достойного внимания не было. Просто прошлись по ней евроремонтом да поставили соответствующую мебель, отчего помещение стало напоминать, хоть и комфортную, но тюремную камеру, с резко обозначенным белыми стенами пространством. Единственное, что как-то теплило обстановку – пианино в углу.
Игорёк посмотрел, что показывает телевизор и сел в кресло.
– Будем пить чай.
– Я приезжал смотреть особнячок. Вот как ваш…
– А знаю, знаю. Одна тут продаёт. Ну, рассказывайте, что с президентом?
Игорёк разглядывал хозяйку дома, и не торопился рассказывать. Теоретически он любил всех женщин. А на практике общался лишь с юными красавицами. Даже намёк на возраст его отпугивал. Но только не сейчас. Сейчас он был готов оценить преимущества зрелости и шального характера увядающей, обабившейся красавицы.
– Что с президентом я не знаю. Да он на этой даче и не бывает. У него ведь новая, в Огарёво.
– Меня зовут Варварой.
– Красивое русское имя.
– Я знаю.
– А нельзя ли, Варвара, нам выпить за наше неожиданное знакомство. Хотя я не пью, но по такому случаю…
– Можно и выпить. Подождите, я скоро.
Хозяйка вышла и вскоре вернулась, толкая перед собой тележку, на которой стояли: бутылка водки, бутылка кваса и тарелочка с крупно нарезанным сыром.
– Горничную отпустила, – пояснила она. – Ну, вот, давайте. Ухаживайте.
– За дамами я ухаживать люблю, Варвара. Особенно за такими интересными, как вы. Но я, пока бегал по лесам, утомился. Так что, может, вы поухаживаете за мной?
Варвара кивнула и разлила водку по стопкам.
– Ну, будем знакомы! – весьма будничным тоном произнесла она и забросила в себя содержимое рюмки, не касаясь её губами. – А чё по лесу-то бегать было?
– Так я ж…
– Дача продаётся на нашей улице, по лесу блуждать совсем не обязательно.
– Я вам одно могу честно сказать. Я здесь ни при чём. Меня спецы повязали, повели разбираться. Зачем мне разбираться? Пришлось убежать.
– Ну, ты и хвастун, – перешла на «ты» Варвара. – Они в таких случаях стреляют. Они меткие.
– Меня ночь спасла. Я вообще недавно из Египта приехал.
– То-то я смотрю, лицо у тебя того… загорелое.
– И обветренное.
– Ну и что Египет?
– Каир шумный бестолковый город. Мне в Израиле больше понравилось.
– Там же война идёт.
– Вот именно, поэтому и бизнес. Конкуренты попрятались. Меня в это дело Сидор Авдеевич втянул. – Игорёк вспомнил попутчиков-трейдеров.
– Сидор Авдеевич Полуголый? Вы знакомы?
– Он меня с таких вот лет знает, – вдохновенно врал Игорёк, показывая рукой, какого росту он был в пору знакомства с господином Полуголым.
– Это меняет дело. Ну что, Игорь, по второй? За общих знакомых?
– И за вас, прекрасная Варвара!
– Не подлизывайся, – отрезала хозяйка и употребила вторую. – Я, чтоб ты знал, подхалимов не терплю. Характер мне твой нравится, серьёзный мужик. А заигрывать со старой коровой… В общем, ты мне голову не дури.
– Нет, вы себя де-ержите. До коровы, думаю, дело не дойдёт. А эти манекенщицы, танцовщицы – кому они нужны? Видеть их больно. А на вас смотреть приятно. Муж в командировке?
– Муж, – фыркнула Варвара. – Муж наелся груш. Он уже год на даче своей прошмандовки обитает, Раиски-стервозы. Не знаю, чем он там с ней занимается, по-моему, он уже кроме руководящей работы ни на что не способен.
Варваре стало по-настоящему жалко себя: годы уходят, а радости, пьянящей, как коньяк, в жизни нет. Все подруги при любовниках, а она как последняя дура. Хотя, любовники – утомительное дело, мужики такие капризные, хуже баб. А если муж – замминистра, то любви от них не жди, а только подавай им. Это мы уже проходили. А этот красавчик, бизнесмен – не бизнесмен, но забавный. Не вор, не аферист. Что-то у него случилось. Про историю с покушением на президента он всё врёт. Не поладил, милашка, с боссом, или с женой его переспал. Теперь прячется, дурачок.
– Ну, давай по третьей, чего она греется?
Выпив по третьей, Игорёк поднял крышку фортепьяно и стал играть мелодии Эннио Морриконе.
– Я – композитор, – сообщил он.
– Ты, как я посмотрю, на все руки мастер.
– Есть немного.
Игорёк сменил Морриконе на средневековые гимны, те самые, с которых всё началось.
