- С легким паром, Станислав Владимирович, - шофер вышел и
открыл ему заднюю дверцу, - тут вас разыскивали. Владимир Марленович лично со
мной связался, спрашивал, где вы.
- Ты что ответил?
- Ну, как договаривались. Сказал, вы сами с ним свяжетесь.
- А он?
- Ждет звонка. И Рита звонила, говорит, вас какой-то майор
Чижов разыскивает, вроде из ФСБ.
Рита была его секретаршей. Значит, на фирме уже все знают. И
Гоша знает. Этот весельчак Чижов наверняка сообщил ей о покушении, а она
рассказала Гоше. Однако он молодец, не задает лишних вопросов. Теперь ФСБ имеет
полное право перерыть всю документацию, влезть в его дела с ногами.
"А может, они сами все это организовали, чтобы получить
такую возможность?" - отрешенно подумал Стас и, развалившись на мягком
сиденье, сказал:
- Знаешь что, Гоша, пошли они все на фиг! Выключи телефон.
Поехали к "Палас-отелю".
- Может, отцу с матерью позвоните?- спросил Гоша. -
Волнуются все-таки. Я бы своим позвонил.
- Ну ты же сказал им, что со мной все нормально?
- Сказал.
- Вот и ладно. Выключай мобильник. Поехали.
Уже стемнело. Сыпал мелкий ледяной дождь. Стоянка была
залита светом нескольких прожекторов. Стас сунул руку в карман крутки и вместе
с пачкой сигарет нечаянно достал маленький бумажный прямоугольник, хотел
скомкать и выбросить не глядя, но все-таки стало интересно, что за бумажка и
откуда взялась у него в кармане.
Это была фотография, черно-белая, паспортная. С нее глядела
на Стаса красивая темноволосая девушка шестнадцати лет. Снимок не мог передать
прозрачности кожи, глубокой темной синевы глаз. Девушка была не просто хороша.
В ней таилась убийственная древняя прелесть Она умела смотреть так, как,
вероятно, смотрела Ева на Адама, протягивая ему яблоко с древа познания добра и
зла. У нее был низкий мягкий голос и пластика священной египетской кошки. Тусклый
снимок двадцатилетней давности был заражен очарованием оригинала, как
радиацией. Несколько секунд Стас глядел, не отрываясь.
- Не дует? Окошко прикрыть?- спросил Гоша, обернувшись.
Прожектор у ворот стоянки залил салон ослепительным светом.
- Нет!- рявкнул Стас и прихлопнул маленький снимок ладонью.
- Ну, как скажете, - мирно прогудел Гоша, - а то вы после
сауны, может просквозить.
Машина выехала на трассу. В салоне стало темно. Трясущимися
руками Стас порвал фотографию в клочья, сгреб в горсть и выкинул в приоткрытое
окно. Шофер услышал странный сдавленный стон, заметил, как уносит мокрый ветер
что-то белое, мелкое, и спросил, все ли в порядке.
- Не отвлекайся, - хриплым, чужим голосом ответил Стас, -
дорога мокрая.
* * *
Владимир Марленович связался по телефону с шофером Гошей.
Это был его человек, он ушел из органов в двадцать семь лет в чине капитана и
вот уже два года обслуживал генеральского сына. Отставной генерал полностью
доверял ему, но не мог получать от него исчерпывающую информацию о своем Стасе,
поскольку тот обожал водить сам, имел три автомобиля и услугами шофера
пользовался редко. Генерал надеялся, что после пережитого стресса сын не
рискнет сесть за руль, вызовет шофера. И не ошибся.
Гоша заверил его, что со Стасом все нормально, и доложил,
что их светлость изволит принимать оздоровительные процедуры в закрытом
комплексе "Аполлон".
- Но только я вам ничего не говорил, товарищ генерал. Стас
запретил мне сообщать кому-либо, где он.
- Даже мне?- с усмешкой уточнил Герасимов.
- Виноват, Владимир Марленович. Даже вам.
- Ну паршивец! Здесь мать с ума сходит, мог хотя бы ей
позвонить. Он рассказал тебе в чем дело?
- Нет. Он позвонил около двух. Сказал, что бы я к половине
седьмого подъехал к оздоровительному комплексу и ждал его на стоянке.
- И все?
- Все, товарищ генерал.
- Ты уже знаешь, что случилось сегодня ночью?
- Знаю.
- Ну и что думаешь?
- Думаю, заказал его кто-то, товарищ генерал.
- Болван, - раздраженно выкрикнул Владимир Марленович, - это
я и без тебя знаю. Кто? Почему? Вот главное. Кто и почему? Понимаешь ты или
нет?
- Понимаю, товарищ генерал.
- Ладно, Гоша, передай ему, что мы с матерью волнуемся,
пусть сразу звонит.
Дома Владимира Марленовича ждал следователь Чижов, крепкий
круглолицый весельчак. Он все время усмехался и потирал широкие сухие ладони.
Генерала эта неуместная бодрость раздражала, он решил, что расследованием
покушения должны заниматься более серьезные люди. Слава Богу, у него остались
надежные теплые связи в родном ведомстве. Он не счел нужным сообщать Чижову,
что Стас отправился в оздоровительный комплекс.
Пока они беседовали, у жены начался острейший приступ
бронхиальной астмы. Пришлось вызвать "скорую". В больницу Наталья
Марковна ехать отказалась. Врач купировал приступ, велел не нервничать и
оставаться в постели.
- Деточка моя, мальчик, Стасик, да как же так? - повторяла
Наташа, лежа под капельницей. По пухлым землистым щекам текли слезы.
- Прекрати! - не выдержал Владимир Марленович. - Деточке
твоей тридцать шесть лет! Ты сама во всем виновата! Избаловала сучонка, не знаю
как!
Наташа заплакала еще горше, начала задыхаться. Следователь
Чижов имел наглость заглянуть в приоткрытую дверь и со своей гаденькой улыбкой
произнести:
- Я, конечно, извиняюсь, не надо бы так, товарищ генерал, ей
плохо, она все-таки мать.
- Я вас не задерживаю! - рявкнул Герасимов, громко захлопнул
дверь у него перед носом, сел к Наташе на кровать и заставил себя погладить ее
по волосам.
Волосы давно стали седыми, Наташа упрямо красила их смесью
хны и басмы. Получался отвратительный фальшиво-каштановый цвет. Сквозь жидкие
завитые прядки просвечивала кожа. Раньше он не замечал этого.
- Иди, Володенька, иди. Надо проводить человека, -
пробормотала она, не открывая глаз и мучительно оскалившись.
"Господи, почему я вдруг стал все это видеть - короткие
редкие ресницы, грубые морщины, рыжие расплывчатые пятна старческой пигментации
и неестественно сверкающий на этом тоскливом фоне фарфор искусственных зубов?
Почему именно сейчас? Почему так ясно, так беспощадно?" - подумал генерал,
тяжело поднялся и отправился в прихожую провожать Чижова.
