- Юлия Николаевна, извините за столь поздний звонок. Вы
будете оперировать Анжелу?
- Кто вы такой?
- Я ее продюсер. Меня зовут Геннадий Александрович. Я просто
хотел с вами познакомиться.
- Откуда у вас мой домашний телефон?
- Я еще раз прошу прощения, - голос в трубке был мягким и
вежливым, - как вам кажется, вы сумеете вернуть Анжеле лицо?
- Послушайте, Геннадий Александрович, почему вы звоните мне
домой в такое время? Можно прийти в клинику днем и я отвечу на все ваши
вопросы.
В трубке неприятно усмехнулись и произнесли вежливо, очень
медленно, почти по слогам:
- Не нервничайте, Юлия Николаевна. Работайте спокойно.
Старайтесь не отвлекаться.
- Прошу вас больше меня не беспокоить, - точно таким же
тоном отчеканила Юля и добавила. - По крайней мере дома и в столь неурочное
время.
- Я постараюсь,- смиренно пообещал собеседник, - но все
будет зависеть от вас, Юлия Николаевна. Прежде всего прошу вас не вступать в
контакт с журналистами. Анжела - звезда, и журналистов вокруг нее крутится
много. Не надо отвечать на их вопросы. Не надо вообще ни с кем ничего
обсуждать. За ваше молчание вы получите дополнительное вознаграждение,
независимо от результатов операции. Надеюсь, вы хорошо меня поняли. Спасибо
вам, Юлия Николаевна. Всего доброго. - В трубке зазвучали короткие гудки.
Юля вернулась в ванную. Ее сильно знобило и озноб не
проходил даже под горячим душем. Нехорошо звонить врачу домой в половине
четвертого утра. Крайне неприятно, что звонивший имел возможность раздобыть ее
домашний телефон. Но главное, ей открыто угрожали.
"Я не буду оперировать певичку! - сказала она себе,
вылезая из душа и растираясь полотенцем. - Я завтра же откажусь. Зачем мне это
надо, в конце концов?!"
* * *
Настал торжественный момент, когда доктор Аванесов и сестра
Катя подняли майора Логинова и поставили на костыли. Обливаясь ледяным потом,
он сделал три шага по палате. С тех пор каждый день он делал на один, на два
шага больше.
Однажды вечером к нему явился посетитель, высокий, худой,
подтянутый по-военному человек с приятным лицом и холодными глазами за стеклами
очков в тонкой дорогой оправе. Он представился психологом, заявил, что будет
проводить с ним индивидуальный курс психологической реабилитации. Звали его
Михаил Евгеньевич. Он долго, подробно расспрашивал о самочувствии,
интересовался, хорошо ли Сергей спит, не мучают ли кошмары, нет ли признаков
депрессии.
- Вы отказались от обезболивающих препаратов. Почему?
- Не хочу подсесть на иглу.
- Но после хирургических операций всем дают обезболивающие и
далеко не каждый становится наркоманом. Или у вас есть какие-то особые причины?
Вы уже попадали в наркотическую зависимость?
- Бог миловал.
- Тогда почему? Ведь вам очень больно.
- Я лучше потерплю.
- Боль не мешает вам спать?
- Я уже сказал, что сплю отлично.
- Вы помните, как попали сюда?
- Смутно.
- Можете хоть что-то рассказать?
- Лампы. Длинные лампы на потолке. Меня везли на каталке из
операционной, и я думал, это был тот самый туннель, который описывают люди,
пережившие клиническую смерть. Я был уверен, что умер и не сразу понял, что
жив.
- А до этого?
- До этого была операция. Гениальный доктор Гамлет Рубенович
Аванесов спасал мои ноги. Интракортикальная трансплантация.
- Замечательно, - кивнул психолог, - я вижу, с памятью у вас
все в порядке. Давайте попробуем вместе восстановить ход событий, с самого
начала. Ваше имя, фамилия, год и место рождения, звание?
- Логинов Сергей Александрович, родился в Москве, пятого
января 1964 года. Майор Российской армии.
- Немного конкретней, пожалуйста.
- ГРУ, - тихо рявкнул Сергей.
- Хорошо. Где воевали?
- Афганистан, Таджикистан, Чечня.
В палате повисла тишина. Стало слышно, как за окном шепчется
мокрая хвоя и стучит мелкий ледяной дождь по карнизу, кажется, первый дождь
после зимы.
- Значит, это вы помните, - откашлявшись, проговорил наконец
посетитель, - в таком случае должны помнить все остальное. Скажите, при каких
обстоятельствах вы попали в плен к чеченским боевикам?
- А я был в плену у боевиков?
- Нет. Вы отдыхали на Канарах в пятизвездочном отеле, -
опять последовала пауза.
Сергей успел заметить, что его собеседник - большой любитель
многозначительных долгих пауз. С такими людьми беседовать неприятно, все время
кажется, они подозревают тебя во вранье или пытаются получить от тебя что-то,
чего ты дать не можешь и не хочешь. Тишина длилась минут пять, не меньше.
Сергей почти уснул, когда послышался вялый, глухой голос Михаила Евгеньевича:
- Ваш отряд был заброшен в район села Ассалах. Вы должны
были захватить командира боевиков Исмаилова, но угодили в ловушку. Расскажите
подробно, как это произошло.
- Послушайте, ведь вы представились психологом, вам надо
меня психологически реабилитировать, а не допрашивать, - заметил Сергей, -
операция была засекречена, мы с вами из разных ведомств. Зачем вам, психологу,
чужие секреты?
- Ладно, я вижу вы устали и раздражены. Мы вернемся к этому
разговору, когда вы будете чувствовать себя лучше. - Михаил Евгеньевич поднялся
и взглянул сверху вниз. Глаза его все так же не выражали ничего, кроме ледяного
настороженного внимания. На миг почудилось, что это не живые человеческие
глаза, а какие-то хитрые приборы, вмонтированные в глазницы и прикрытые
стеклами очков. - Отдыхайте, майор, не мучайтесь сомнениями и лишними
вопросами. Радуйтесь, что выжили и не превратились в беспомощного калеку. Вам
здорово повезло. Сейчас вам надо восстанавливать силы. Впереди очень много дел.
Всего доброго. Поправляйтесь.
* * *
Ровно в двенадцать Анжела скромно постучала в кабинет
доктора Тихорецкой. На ней были все тот же черный платок и очки. Юлия
Николаевна холодно поздоровалась. Анжела не стала садиться, сняла очки и
подошла к большому зеркалу.
- Это же надо быть такой кретинкой, - произнесла она,
внимательно себя разглядывая, - дома я поснимала все зеркала, а те, что снять
нельзя, залила пшикалкой с краской. Получилось красиво, что-то вроде
абстрактной живописи. Во всяком случае, приятней смотреть, чем на себя. Но
каждый раз, когда я вижу зеркало, мне кажется - вдруг там мое настоящее,
прежнее лицо? Вдруг мне весь этот кошмар приснился? Раньше я себя разглядывала
по сто раз в день. Могла страдать из-за прыщика или маленькой родинки.
Кретинка, - она стянула платок с головы, отошла от зеркала и уселась на стул.
