- Анжела, мне звонил твой продюсер, - тихо сказала Юлия
Николаевна.
- Да? И чего? - Анжела рассеянно накрутила на палец уголок
платка.
- Он звонил мне домой в половине четвертого ночи,-уточнила
Юля.
- Кто, Генка?! - Певица тут же вскочила, платок и очки упали
на пол. - Очень интересно. И что он вам сказал?
- Он требовал, чтобы я не общалась с журналистами и ни с кем
не обсуждала ваши проблемы. Знаете, Анжела, я боюсь, вам придется обратиться к
другому врачу.
Девушка несколько секунд молча глядела на Юлию Николаевну.
Рот ее приоткрылся, глаза налились слезами. Наконец она произнесла изменившимся,
хриплым голосом:
- Простите. Я сейчас. Я на минутку, - и вылетела из
кабинета, оставив на полу черный комок платка и очки.
Юля встала, подняла все это, положила на стул, отправилась в
маленькую смежную комнату, открыла окно и закурила. Медсестра Вика села рядом
на подоконник.
- Юлия Николаевна, вы что, серьезно хотите от нее
отказаться?
- Хочу. Я всего лишь согласилась ей помочь, а мне стали
угрожать. Зачем мне это нужно?
- Интересно, где этот продюсер взял ваш домашний телефон?
Может, вы его Анжеле давали?
- Разумеется, нет.
- Мамонов не мог?
- Ни в коем случае, ты же знаешь, это один из железных
законов нашей клиники: свой домашний номер врач может дать пациенту сам, если
захочет. Но больше никто.
- Кошмар, - Вика покачала головой и выпустила несколько
аккуратных колечек дыма, - вы Мамонову сказали?
- Нет еще. Думаю, он меня поймет.
- Она очень талантливая, - осторожно заметила Вика, - вокруг
нее много всяких психов. Может, она вообще ни при чем?
- Может и ни при чем. Не знаю.
В дверь постучали. Юля загасила сигарету и вернулась в
кабинет. Анжела вошла вместе с маленьким, круглым и совершенно лысым мужчиной.
- Вот, я его привела! Это Гена, мой продюсер. Он вам не
звонил.
- Абсолютная правда,- энергично закивал толстяк, - в четыре
часа утра я спал как убитый. Никогда, никому я не стал бы звонить в такое
время. Я что, сумасшедший? А главное, откуда я мог узнать ваш номер, если до
этой минуты понятия не имел, как вас зовут?
У Гены был необыкновенно высокий фальцет, говорил он
торопливо, взахлеб, с частым придыханием. С такими голосовыми данными
практически невозможно сымитировать бархатный начальственный бас. Юлия
Николаевна убедилась, что ночью беседовала с другим человеком.
- Кто же, в таком случае, мне звонил? - спросила она,
переводя взгляд с продюсера на Анжелу.
- Мы это выясним, - решительно заявила певица, - клянусь,
такое больше не повторится. Вы только не отказывайтесь от меня, пожалуйста.
В этот момент дверь открылась и в кабинет по-хозяйски вошел
Мамонов. Он успел услышать последнюю фразу и спросил елейным голосом:
- Что, Юлия Николаевна, у нас опять проблемы?
- Добрый день, Петр Аркадьевич, - широко улыбнулась Юля, -
да, у нас возникли некоторые проблемы.
Она рассказала о ночном звонке, а продюсер Гена еще раз
сообщил, что кто-то другой назвался его именем.
Мамонов выслушал, хмурясь и озабоченно кивая, откашлялся и
произнес:
- Да, неприятно. Однако это вовсе не повод, чтобы отказать
человеку в лечении.
- Такое больше не повторится, - мрачно отчеканила Анжела, -
вас, Юлия Николаевна, никто не побеспокоит. Если вы мне сейчас откажете, я не
буду жить. Я не знаю, как жить с такой рожей.
За десять лет работы в пластической хирургии Юлия Николаевна
научилась различать, когда угроза покончить с собой из-за дефектов внешности
всего лишь угроза, а когда человек действительно готов умереть. В случае с
певицей Анжелой речь шла не об увеличении груди или изменении формы носа, а о
реальном уродстве, с которым в двадцать два года действительно невозможно
смириться.
Все смотрели на доктора Тихорецкую. Она молчала. Конечно,
можно просто забыть о безобразном ночном звонке и сегодня же начать готовить
девочку к первой операции. Это будет правильно, и в общем Юля уже готова была
сказать свое "да". Но что-то мешало.
- Я не единственный хирург-косметолог, - произнесла она,
чувствуя, что тянет время, и с трудом понимая, зачем это делает, - не
единственный и далеко не самый лучший.
- Не кокетничайте, - поморщился Мамонов, - решайте - да или
нет.
- Да, - сердито рявкнула Юля.
Глава шестая
Полковник ФСБ Михаил Евгеньевич Райский появился в квартире
Герасимовых ровно через час после того, как Владимир Марленович позвонил ему.
По телефону он ничего объяснять не стал, просто сказал: "Миша, у меня
беда, нужна твоя помощь".
Они не виделись года полтора, и полковник заметил, как
сильно изменился его бывший начальник. Еще недавно он выглядел крепким
спортивным стариком, играл в теннис, бегал по утрам, любил попариться в баньке.
Теперь стал рыхлым, вялым, кожа приобрела нехороший землистый оттенок, под
глазами набухли темные мешки и глаза глядели так уныло, что хотелось отвести
взгляд.
- Здравствуй, Миша,- генерал слабо обнял его и повел в
гостиную, где молодая застенчивая домработница Оксана накрывала кофейный
столик.
- А где Наталья Марковна? - спросил Райский, усаживаясь в
глубокое кресло и закручивая кренделем свои длинные тощие ноги.
- В спальне. Приболела,- отрывисто ответил генерал.
- Что такое? Опять астма?
- Да, был очень острый приступ. Но сейчас, слава Богу,
заснула.
- А вы сами как себя чувствуете?
- Ох, Миша, не спрашивай, - вздохнул генерал, - ну как я
могу себя чувствовать, если моему драгоценному засранцу прицепили взрывчатку к
днищу машины?
Горничная Оксана налила полковнику крепкий кофе, генералу
жидкий чай с мятой и бесшумно удалилась. Несколько секунд оба молчали. Райский
осторожно пригубил кофе, кинул в рот шоколадную конфету. Он уже понял, что
засранец Стас Герасимов, единственный сын генерала, уцелел. В противном случае
все в этом доме выглядело бы не так обыденно и старик разговаривал бы совсем
иначе.
- На взрыв наши выезжали или милиция? - спросил Райский,
дожевав конфету.
