Сергей залпом допил кофе, осторожно поставил на стол
невесомую фарфоровую чашку. Ему еще не задали прямого вопроса, а потому он
молчал.
- До казни были пытки, и много всякого дерьма, - продолжал
свой монолог Райский, - очень много дерьма, майор. Я понимаю, как вам не
хотелось бы сейчас вернуться к тому, что пришлось пережить в плену, но сделать
это придется. - Не вставая с кресла, полковник развернулся, протянул руку и
опустил жалюзи. В кабинете повис полумрак, а через минуту вспыхнул телеэкран.
Первое, что увидел Сергей, было его собственное лицо,
заснятое крупным планом. Ему показалось, что он смотрит на самого себя из
другого измерения. Жизнь перевалилась за экран и продолжилась по ту сторону, а
здесь, в уютном кабинете, остались только тени. Он сам и этот тощий
доброжелательный полковник - призраки, а стало быть, ничего уже не важно и не
страшно. По кабинету медленно поплыла вонь пригоревшего бараньего жира, тошнота
подступила к горлу. Сергей услышал знакомый раскатистый смех. Смеялся Шамиль
Исмаилов, главарь банды.
- Ну вот, майор Логинов, ты стал моим братом, - прозвучал
низкий голос Исмаилова, - ты теперь наш, поздравляю. Давно бы так. Был собакой,
стал настоящим джигитом. Аллах милостив, всем дает шанс, даже неверным.
Улыбнись, слушай, дарагой, мы знаем, как ты устал, но в честь такого события
можно улыбнуться.
Они были вдвоем в кадре. Исмаилов обнимал Сергея, хлопал по
плечу. Лицо майора ничего не выражало. Майор молчал и смотрел в объектив.
- Вы неплохо выглядите, - прокомментировал Райский, -
отличный цвет лица, добротная чистая одежда.
Кадр сменился. На экране происходил утренний намаз. Бандиты
молились, под унылое пение муллы камера скользила по людям-холмикам. Двадцать
боевиков, скорчившись на четвереньках, выгнув спины по-кошачьи, рыли но сами
сухую пыль. Потом поднялись, не вставая с колен, и, как слепые, ощупали свои
лица, от висков к кончику бороды. Камера уперлась в майора. Он стоял на коленях
в ряду молящихся.
Дальше было показано застолье. Монотонная восточная музыка.
Громкий смех, быстрая хриплая речь, чеченские слова вперемежку с русским матом,
жующие, лоснящиеся от жира лица. Сергей сидел между двумя бандитами, с
полуобъеденным шампуром в одной руке и куском лаваша в другой.
- Вкусный у них шашлык? - тихо спросил Райский.
Сергей ничего не ответил.
Действие продолжалось. У белой стены стоял человек. Он был
страшно истощен. Драная телогрейка, надетая на голое тело, висела на его плечах
как на вешалке. Сергей никогда не видел его в лагере. Лицо медленно наплывало и
наконец заполнило весь экран.
- Меня сейчас убьют, - проговорил человек быстрым свистящим
шепотом, осталось еще трое наших ребят. Здесь очень страшно. Пожалуйста,
заплатите выкуп. Меня убьют, их пока что можно спасти. Здесь Славик, Витя,
Саня... Кто-нибудь, заплатите выкуп, очень вас прошу, это мое последнее,
предсмертное желание, - он заплакал и тяжело упал на колени. Он так смотрел в
объектив, что казалось, глаза его, огромные, обведенные черными кругами, сейчас
прожгут насквозь экран телевизора. По впалым, серым от щетины щекам текли
слезы.
Плечи под ватником крупно дрожали. Камера отъехала. В кадре
появился еще один человек, парень лет двадцати в аккуратном камуфляже. Камера
наехала совсем близко, взяла крупный план, качество пленки было отличным,
освещение ярким. Круглое лицо, широкий вздернутый нос, серые глаза, светлые,
длинные, как у теленка, ресницы, на лбу и на щеках следы подростковых прыщиков.
Простецкий, добродушный парнишка из тихой российской провинции. Борода росла
плохо, бесцветными клочьями, и совсем не шла ему. На лице его блуждала шальная
улыбка. В руках он сжимал автомат.
- Короче, это, - произнес он в камеру и сплюнул, - я ща
кончу его. Во имя Аллаха, короче, - он сплюнул еще раз, - ну че, братаны,
можно?
- Погоди, дарагой, ты не сказал, кто ты такой, как зовут, -
голос звучал за кадром, но Сергей сразу узнал его. Говорил Исмаилов. Через
секунду он вошел в кадр, обнял парня и похлопал по плечу: - Ну, давай, джигит,
скажи веем, кто ты есть.
- Ну, короче, это... Я старший сержант Трацук Андрей
Иванович, семьдесят восьмого года, русский, - парень опять сплюнул, глаза его
забегали, - неделю назад принял мусульманство, вступил в ряды освободительной
армии Ичкерии, теперь меня зовут Хасан.
- Маладэц! - подал голос Исмаилов.-Ты теперь мой брат. А я
люблю всех своих братьев. У тебя будет много денег и четыре красивые жены.
В ответ новоиспеченный Хасан усмехнулся криво, по-блатному,
и опять сплюнул.
Камера вернулась к человеку у стены. Тот все еще стоял на
коленях, но глаза его стали сухими, спокойными. Лицо было поднято к небу, губы
беззвучно бормотали что-то, дрожащая рука неуверенно поднялась, он
перекрестился. За кадром послышался гогот. Смеялись несколько человек, камера
криво дернулась и поспешила взять общий план. Бывший Андрей Трацук дал короткую
очередь. Человек у стены рухнул в пыль.
- Может, вы все-таки откроете глаза? - услышал Сергей голос
полковника Райского.
- Я все вижу, - ответил он, не поворачивая головы, - я все
отлично вижу.
- Да? А со стороны кажется, будто вы вообще заснули.
Скажите, вы встречали в лагере этих двух людей? Я имею в виду расстрелянного и
этого новоиспеченного Хасана?
- Я понял, кого вы имеете в виду. Расстрелянного не
встречал. А Хасана я знал. Там их было пять штук, таких Хасанов.
- Правда? Пять штук, говорите? Ну что ж, не будем
отвлекаться.
Сергей увидел на экране еще одного заложника у стены. Он был
не так истощен, как первый. Он смотрел в камеру и повторял просьбу о выкупе
ровным, спокойным голосом. Кадр застыл. Полковник Райский нажал
"паузу" на пульте.
- Вам знакомо лицо этого человека?
- Нет
- Посмотрите внимательней. Возможно, вы забыли.
- Нет. У меня хорошая память на лица.
- Да? Ну ладно.
Райский пустил пленку, и Сергей увидел самого себя с
автоматом в руках. Когда камера приблизилась, полковник опять нажал
"паузу".
- Вы продолжаете утверждать, что не видели раньше этого
человека? Нет, я понимаю, иногда память выкидывает странные фокусы. Какие-то
особенно мучительные, опасные для психического здоровья моменты забываются
помимо воли. Срабатывает инстинкт самосохранения. Бывает, не спорю. Ведь вас
заставили это сделать. Известно, как они умеют заставлять.
- Я отлично помню, как мне сунули в руки автомат и как меня
снимали, медленно проговорил Сергей, - будьте добры, пустите пленку дальше.
