- Я вас слушаю, Михаил Евгеньевич, - произнесла Юля,
усаживаясь напротив.
- Надо же, вы запомнили мое имя-отчество, - обрадовался
Райский, - будет совсем хорошо, если вы угостите меня кофейком и разрешите
закурить.
- Курить можно, а что касается кофе, то я должна сначала
просто посидеть и передохнуть. Не возражаете?
- Конечно, отдыхайте, Юлия Николаевна, - его очки сверкнули,
- у вас сегодня была сложная операция. Кстати, она прошла удачно?
- Михаил Евгеньевич, вы, вероятно, хотите поговорить об
Анжеле? - Юля откинулась на спинку стула и устало прикрыла глаза.
- Почему вы так решили?
- Потому что она была жестоко избита, изуродована,
преступники пока не найдены. В прессе мелькали слухи, будто певица дружит с
каким-то известным чеченским террористом. Есть вероятность, что это он ее
избил. Поскольку мне предстоит долго и тесно общаться с Анжелой, вы хотите,
чтобы я сообщала вам все, что узнаю нового от нее или о ней. - Юля проговорила
это быстро, на одном дыхании, и так тихо, что полковнику пришлось податься
вперед, перегнуться через стол.
- Лихо, - кивнул он, - молодец, доктор Тихорецкая. Я,
кажется, в вас не ошибся.
Юлю слегка задел его снисходительный тон. Она хотела сказать
в ответ что-нибудь саркастическое, но поленилась. Молча встала, включила
чайник, достала сахарницу и банку с молотым кофе.
- Я пью сладкий. А вы?
- Я тоже, - кивнул Райский, - и если можно, покрепче. Юлия
Николаевна, уж коли вы все так быстро и легко вычислили, то, наверное, готовы
сразу ответить: да или нет.
Юля застыла с туркой в руке и вдруг рассмеялась.
- Чем же я вас так развеселились-спросил Райский.
- Профессионализмом, Михаил Евгеньевич, - ласково ответила
Юля, исключительным знанием психологии. Вы меня сначала похвалили, расслабили,
а потом сразу раз - и нажали.
- Что поделать, Юлия Николаевна, такая у меня работа. Ну вы
готовы ответить? Да или нет?
- Конечно, нет,-Юля поставила турку на огонь и принялась
легонько помешивать кофе длинной ложкой.
- Почему?
- Потому что вы обратились не по адресу. Я не священник. Мои
больные мне не исповедуются. А если это иногда случается, то я храню тайну
исповеди.
- Юлия Николаевна, вам было неприятно, когда вам позвонили
домой в половине четвертого ночи? - вкрадчиво спросил Райский.
- Да, конечно. Но еще более неприятно, что вам об этом
успели рассказать мои коллеги, не знаю кто именно, Вика или Петр Аркадьевич. -
Юля резко сдернула турку с огня и пролила немного гущи на плиту.
На этот раз рассмеялся Райский. Смех у него был странный и
больше походил на жалобный, отрывистый стон. Юля разлила кофе по чашкам,
выложила в вазочку остатки печенья и вафель, уселась за стол и не стала
спрашивать, почему он смеется.
- Теперь вы меня поставили перед выбором, - Райский
осторожно отхлебнул кофе, лицо его стало серьезным, - я могу соврать вам, могу
сказать правду. Поскольку вы сразу отказались нам помочь, логичней соврать. Но
с другой стороны, вы мне очень симпатичны и хочется сказать правду. Как быть?
- Как хотите.
- Ну ладно, - вздохнул полковник, - ваш телефон
прослушивается.
- Уже? - Юля тихо присвистнула;- Когда же вы успели?
- Ну, дурное дело не хитрое. Разговор с человеком, который
представился продюсером Анжелы, записан на пленку и сняты отпечатки голоса.
Поздравляю вас, Юлия Николаевна. Вам звонил чеченский террорист Шамиль
Исмаилов.
Очки Райского бликовали, глаз не было видно, но Юля
почувствовала, как он впился взглядом в ее лицо.
- Чеченец? - спросила она спокойно. - Но у него никакого
акцента. Чистая речь. К тому же для террориста он слишком вежлив.
- Исмаилов учился в Москве, и не где-нибудь, а в Высшей
школе КГБ.
- Коллега, значит? - ехидно ухмыльнулась Юля.
- Ну в определенном смысле да. Что делать? Отец его был
крупной партийной шишкой в Чеченской республике. Так что Исмаилов, можно
сказать, принц крови. Отличные манеры, никакого акцента. Мать была русской.
Впрочем, не важно. Когда ему надо, он говорит с сильным акцентом, хамит,
матерится, использует словечки "короче", "в натуре",
"чисто-конкретно".
- Вы так много знаете о нем, - покачала головой Юля, - а
поймать не можете.
- В принципе можем. Конечно, если вы, Юлия Николаевна,
согласитесь нам помочь.
- Не смешно, Михаил Евгеньевич.
- Я вовсе не шучу, Юлия Николаевна. Так сложилось, что мы
вынуждены обращаться за помощью именно к вам. Дело в том, что вы... - он
осекся. В коридоре послышалось шлепанье босых ног, и в дверном проеме появилась
Шура. Она догадалась умыть лицо и натянуть старые истертые джинсы.
- Мам, я есть хочу, - сообщила она, откровенно разглядывая
Райского, здрас-сти. Меня Шура зовут.
- Очень приятно, - полковник встал, протянул руку и
представился: - Михаил Евгеньевич.
Шура, хмыкнув, ответила на рукопожатие, открыла холодильник,
присела перед ним на корточки и застыла в глубокой задумчивости. - Возьми банан
или сделай себе бутерброд с сыром.
- Бананы я еще днем все съела. А сыр какой-то сухой, -
печально сообщила Шура.
- Ну тогда иди спать. - Юля встала, подняла Шуру за плечи и
повела в комнату.
- Мам, он скоро уйдет? - проворчала Шура довольно громко.
- Спокойной ночи. - Она поцеловала дочь, вернулась на кухню,
закурила и жестко произнесла: - Знаете, Михаил Евгеньевич, каждый должен
заниматься своим делом. Давайте я буду оперировать, а вы ловить террористов.
Райский снял очки, потер переносицу. Как у многих очкариков,
взгляд его стал мягким и беззащитным.
- Юлия Николаевна, мы с вами занимаемся ерундой, толчем воду
в ступе. Вы уже отказали мне, хотя до сих пор не знаете, в чем состоит моя
просьба.
- Просьба ваша проста и понятна, - улыбнулась Юля, - а
позвольте-ка, доктор Тихорецкая, вас вербануть. Можно как угодно это
формулировать, но суть остается неизменной.
Райский достал из кармана чистейший носовой платок и
принялся протирать стекла очков. Юля молча убрала кофейные чашки со стола и
застыла в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на
груди. Она устала разговаривать с этим человеком. Ей хотелось, чтобы полковник
Райский ушел и больше никогда не появлялся.
