Я сказал, что уверен, и вытер остатки пены с его лица теплым полотенцем. Он мельком посмотрел в зеркало.
— Как жалко, — задумчиво сказал он. — Жалко вдвойне. Во-первых, мне нечего есть. Во-вторых, я даже не помню, как я их ел! Где моя рубашка, Уилл Генри?
— Кажется, видел у вас в шкафу, сэр.
Я пошел следом за ним в спальню. Когда он застегивал рубашку, я сказал:
— Я могу сбегать сейчас, сэр.
— Сбегать куда?
— На рынок, за ватрушками.
Он махнул рукой, типа: незачем.
— Да ладно, я в общем-то и не голоден.
— Но вы должны поесть.
Он вздохнул:
— Нам правда необходимо снова затевать сейчас эту изнурительную ссору, Уилл Генри? Ты что сейчас делаешь?
— Ничего, сэр.
Он хотел что-то сказать, но передумал.
— В газетах что-нибудь есть?
Я помотал головой. Одной из моих обязанностей было просматривать ежедневные газеты на предмет новостей, которые могли бы его заинтересовать. Из последних только одна возможная новость занимала его.
— Замечательно, — сказал он, — даже в «Глоуб»?
Я снова помотал головой. Прошло две недели с тех пор, как он сообщил в полицию об убийстве, а пока всего лишь небольшая заметка и некролог были напечатаны в Дедхемском еженедельнике. Оказалось, полиция не приняла всерьез заявление Доктора об умышленном убийстве.
— Ну и бог с ним, — проворчал монстролог. Я не знал, относятся ли его слова к Дж. Ф. Старру, жертве, или к Доктору Джону Кернсу, убившему его.
Доктор пообещал справедливый суд Хезекии Варнеру и другим несчастным, страдающим за тяжелыми запертыми дверьми психиатрической лечебницы «Мотли Хилл». Он сдержал обещание, хотя и не совсем таким образом, как намеревался. Я даже думаю, что это обещание было не на первом месте, когда однажды утром мы въехали в Дедхем — Доктор, я и Кернс. Это было через три дня после того, как последний монстр — глава рода, самка Антропофаг была повержена. Мне кажется, направляясь в Дедхем, Доктор больше жаждал ответов на вопросы, чем справедливого суда.
«Очаровательно» — так охарактеризовал Кернс облупленный санаторий, когда мы к нему подъехали. Он настоял на том, чтобы сопровождать нас сюда перед своим отплытием из Новой Англии. Он тоже хотел подтвердить видоизмененную теорию Уортропа о цели и условиях пребывания Антропофагов в Новой Англии. По крайней мере, он говорил, что ему это интересно.
— А знаете, меня тоже однажды упекли в такой вот «санаторий». Я не рассказывал, тебе, Пеллинор? Да-да, на три бесконечных года. Потом я ухитрился сбежать. Мне было семнадцать лет. И все это было делом рук моей дорогой матушки, да упокоится ее ангельская душа.
Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся.
— Ее можно было бы включить в каталог Общества на букву «М», в разделе «Монстры. Материнский инстинкт». Через четыре дня после моего побега она, бедняжка, сломала шею, упав с лестницы.
— А за что она упекла вас? — спросил я.
— Я был развит не по годам.
Старая миссис Браттон в черном платке не выказала ни малейшего изумления, увидев нас. Доктор протянул ей свою визитку и двадцать долларов золотом, и нас тут же провели в маленькую гостиную с задернутыми шторами, где у камина, завернувшись в халат, под потертым одеялом, сидел старый психиатр. Несмотря на огонь в камине, он ежился и дрожал от холода. Все обменялись формальными любезностями. С блеском в темно-серых глазах Кернс представился как Доктор Дж. Дж. Шмидт из Уайтчепела.
— И какова область ваших исследований, Доктор? — спросил старик.
— Анатомия, — ответил Кернс.
Уортроп положил две золотые монеты на столик рядом со Старром и бесцеременно приступил к допросу.
— Кем были Слайделл и Мейсон? — спросил он.
— Сумасшедшими, — пробормотал Старр.
— Это официальный диагноз? — удивился Кернс.
— Нет, но, уверяю вас, доктор Шмидт, это было так. Поверьте моему опыту.
— Они были агентами Конфедерации? — настойчиво продолжал Доктор.
— Они не заявляли об этом напрямую, Уортроп, по крайней мере, не мне. Да я и видел-то их один раз, и то мельком Конечно, они были фанатиками. Фанатиками «Дела», как они это называли. И они относились к самому опасному типу — фанатики с большими деньгами.
— Мой отец представил вас им, — сказал Доктор. Это был не вопрос.
Старик кивнул, и даже этот незначительный жест вызвал приступ мучительного кашля, который продолжался не меньше двух минут. Затем старик вытащил все тот же засаленный платок и сплюнул в него. Кернс, сидевший рядом со мной, захихикал — его явно позабавил этот ритуал.
— А как мой отец представил их? Кем они были, по его словам?
— Филантропами.
Кернс захохотал в голос. Доктор бросил на него недовольный взгляд и повернулся к старику.
— Филантропами?
— Заинтересованными — крайне заинтересованными, по их словам, — в развитии евгеники.
— Фанаты-филантропы, — подвел итог Кернс, все еще смеясь.
— Мой отец, — сказал Уортроп, — он объяснил, в чем состоит цель эксперимента?
Старр кивнул:
— Как я понял, эксперимент подразумевал спаривание, слияние двух видов.
— О боже! — воскликнул Кернс с напускным негодованием и ужасом.
Реакция Уортропа, однако, не была притворной:
— Антропофагов и людей? Для чего?!
— Пеллинор, это же очевидно, — сказал Кернс. — Машина-убийца с интеллектом и жаждой крови. Предпоследний хищник. «Сверхчеловек» Ницше.
— Не думаю, что Алистер Уортроп смотрел на это подобным образом, доктор Шмидт, — сказал Старр. — Возможно, Слайделл и Мейсон — да. Но не Уортроп. «Возможно, в наших силах будет дать душу бездуховному, — сказал он мне как-то в личной беседе. — Дать милосердие тому, кто милосердия не ведает. Вселить человеческое в бесчеловечное!»
— И вы согласились, — сказал Уортроп.
— Не сразу. Сперва я категорически отказался. У меня не было никакого желания переигрывать Создателя.
— Но потом вы передумали. Почему?
Старр молчал, только тяжело и хрипло дышал. Уортроп положил еще несколько золотых в стопочку.
— А почему вы решили, что я передумал? — прокряхтел старик.
— Ради них вы спрятали Варнера. Убедили суд, что он не в своем уме, и заперли его здесь, чтобы никто уже не поверил его рассказу.
— Варнер и вправду съехал с катушек.
— И вы согласились на вторую часть сделки.
Старр облизнул сиреневые губы:
— Не было никакой второй части. О чем вы вообще, Уортроп? Что вам от меня надо? Я старый, умирающий человек. Зачем вы приходите мучить меня прошлым?
