– Не врешь! Не врешь! – закричал татарин. – Невидимый огонь. Пять мест с огнем вокруг крепости... и бродячий огонь...
– Если не врет – мы на место приехали. – Чугайстр вытер окровавленное лезвие об одежду пленника. – Водичку ты заслужил.
Татарин глотал воду жадно, со стоном. Чугайстр лил ее, не скупясь. Когда татарин стал захлебываться, Чугайстр сулею не убрал, лил воду на лицо, в глаза...
Пленник дернулся, пытаясь уклониться от струи.
– Не хочешь больше воды? – спросил Чугайстр.
Татарин закашлялся, брызги попали на лицо козака.
– Я его водой пою, а он мне в лицо плюет! – обиделся Чугайстр. – Нехристь неблагодарный.
Лезвие кинжала чиркнуло по лицу, теперь уже брызги крови полетели вокруг, ударяя по глине. Одна капля попала на руку Приблуды, и тот торопливо вытер руку об одежду.
– Сколько там ваших, в крепости? – спросил Чугайстр.
– Половина сотни. Пять десятков... – быстро, захлебываясь словами, проговорил татарин. – И Степной Орел.
– А пленных сколько?
– Десять, десять! – Голос татарина сорвался на визг. – Было двенадцать – двое вчера умерли. Вчера...
– Кто?
– Старик... Старик. И женщина.
– Какой старик?
– Старый старик... Совсем старый... Волосы белые... чуб... усы белые... пальцев на правой руке нет... три пальца всего было... три...
– Значит, Лихолета убили... – сказал Чугайстр. – За что?
– Он двух воинов убил... Руку освободил, махнул... Два воина ударились о стену... со всей силы ударились... Степной Орел приказал охранника, который связывал старика, казнить... Спину ломать... А старика приказал на стену, на крюк серебряный. Долго умирал, кричал... потом совсем умирал, через два дня умирал...
– Не дождался Лихолет... – сказал Чугайстр. – Совсем чуть-чуть не дождался. Всегда нетерпеливым был. А женщина...
– Молодая, красивая, Степной Орел ее в гарем хотел взять, она кричала, ударила... Степной Орел не сдержался, тоже ударил... Убил совсем.
– Убил, – глухо произнес Стриж. – Катерину – убил...
Стриж вскочил на ноги, простонал что-то нечленораздельно, и ушел прочь из балки.
Солнце опустилось к горизонту, тень от края балки поднялась из-под ног вверх, как вода, заливая лица сидящих козаков.
Татарин хрипло дышал, будто и на самом деле тонул... Или был рыбой, выброшенной на берег, пытающейся дышать пересушенным горячим воздухом.
– Когда вас ждут в крепости? – спросил Чугайстр, и кинжал снова скользнул по лицу татарина.
– К полночи... К полночи сюда приедут другие воины... Десяток воинов и огненноглазый чужак...
– Огненноглазый... – повторил за татарином Чугайстр.
– Огненноглазый... – пробормотал сидящий справа от Приблуды Задуйсвичка.
– Сколько таких чужаков в крепости?
– Трое. Степной Орел, три огненноглазых и один оборотень... – Татарин заскулил: – Не нужно резать... я правду говорю... правду...
– Оборотень? – Волк вдруг оказался рядом с татарином, рывком за веревки поднял его, заглянул в глаза. – В кого оборачивается?
– В змею... – выкрикнул татарин, рука Волка разжалась, и татарин упал на землю. – В змею...
– Еще в кого? – спросил Волк.
– Только в змею, только в змею... В огромную змею, ядовитую... Он плюнул – верблюд умер... живьем сгнил от яда... Сразу сгнил... только мясо гнилое осталось...
Козаки молча переглянулись.
Приблуда смотрел перед собой, на глиняную стенку балки над лежащим татарином, чтобы не видеть изуродованного лица.
Змея.
Он раньше слышал сказки о гигантских змеях, охраняющих путь к Крыму. Думал, что это только сказки.
Характерники умеют превращаться в зверей – в волка, в орла, в громадную кошку. Но это характерники. И даже их вблизи увидел Приблуда только недавно, перед самым походом. Да и тогда не сообразил, кто именно перед ним, только к концу второго дня пути, когда перекинулся Волк в серого зверя, а балагур Синица стал вдруг орлом, понял Приблуда, с кем ему выпало идти в первый поход. И заподозрил, что не простой поход ему предстоит.
Характерники умеют превращаться, но они оборачиваются обычными зверями, каких можно встретить на самом деле. Но гигантская ядовитая змея... Плевком способная убить верблюда...
– Пять десятков воинов, Степной орел, три огненноглазых и оборотень... – перечислил Чугайстр. – Ничего не спутал?
– Нет, не спутал... всю правду сказал. Правду!.. Дай смерти... Дай! – закричал татарин. – Дай-дай-дай-дай!
Приблуда зажал уши, чтобы не слышать этого крика, крика, в котором не осталось ничего человеческого.
Так позапрошлой зимой кричала лошадь приемного отца, сломав ногу на льду. Тонко, пронзительно, пока старый Охрим не перерезал ей горло.
Тогда Приблуда подумал, что Охрим – жесток. Сейчас... Сейчас жестокий Чугайстр все не перерезал горло визжащему татарину. Не желал отпустить того.
– Пойди, погуляй! – сказал Черепень, положив руку на плечо Приблуды.
– Я с ним. – Волк подхватил Приблуду под мышки, легко поставил на ноги. – Я с ним пройдусь.
– Хорошо, – сказал Черепень. – А мы тут. Кто хочет что у татарина спросить – спрашивайте, братья-товарищи. Все спрашивайте.
Ноги почти не держали Приблуду, когда Волк вывел его из балки.
Стриж сидел на вершине холма, держа на коленях саблю и осторожно полируя ее лезвие куском кожи. На Волка с Приблудой он даже не оглянулся.
Приблуда глубоко вдохнул горьковатый воздух, закашлялся.
– Ничего, – сказал Волк, – у всех так бывает по первому разу. Когда смотрят. Потом по первому разу, когда сами пытают. Получается, правда, не у всех. Я вот так и не научился. А Чугайстр... У него учителя были хорошие, в Кафе, в Бахчисарае, даже в Царьград, говорят, возили его, как в плен взяли. А он выжил.
Приблуда осторожно высвободил руки и сел. Волк сел рядом.
Солнце опустилось уже почти к самой земле, тени козаков далеко вытянулись по рыжей, выжженной земле.
Волк посмотрел вверх, прикрыв глаза рукой от солнца.
– Я Синице завидую, – сказал Волк. – Он умеет летать. Рассказывал, что живет только от полета до полета. Не любит по земле ходить. Когда-нибудь... Когда-нибудь он не сможет превратиться в человека...
Волк вдруг засмеялся.
– В человека... – повторил он со странной интонацией. – В человека!
Волк наклонился к уху Приблуды:
– Ты думаешь, я человек?
– А кто? Ты – характерник.
