Наверное, можно было вернуться. Хозяин не стал бы возражать, Хозяин, наверное, сделал бы вид, что ничего не произошло, что Влад никуда не уходил, а сам Хозяин ничего не говорил ему в темном каменном коридоре, продуваемом ледяным ветром.
Влад шагнул через порог, мгновенно ослепнув от бьющего в лицо снега.
«Трусишь? Он прав? Прав?»
Влад схватился за край двери и попытался швырнуть ее назад, хлопнуть дверью на прощание, но та только чуть двинулась от его толчка.
Не получится гордо хлопнуть дверью. Подписать себе приговор можно только навалившись на нее, приложив все силы... Дверь двигалась с неохотой, петли не смазывались давно. К тому же – заледенели.
Еще! Влад почувствовал, как ладони прилипли к стальной полосе на двери. Надавил сильнее. Дверь почти закрылась, сухие снежинки стучали в нее, дробно и жалобно.
«Навались! Давай», – приказал себе Влад.
Дверь сдвинулась еще немного. Щелкнул, закрываясь, замок.
Что-то оборвалось внутри у Влада, болезненно звякнуло в сердце.
Он оторвал руки от двери. Именно оторвал, оставив на промерзшем металле клочки кожи и кровь.
– Это тебе на память, – сказал Влад, но сам ничего не услышал из-за воющего ветра и шороха снега.
«Можешь идти, – напомнил себе Влад, наклонился и зачерпнул в обе кровоточащие ладони снег. – Ты свободен».
Он повернулся спиной к двери, ветер наотмашь ударил его в лицо, залепил рот снегом, пытаясь задушить сразу, на первом же шагу, чтобы человеку не пришлось мучиться. Сколько? Час? Два?
Скоро начнет темнеть. У него не было шансов. Не было. И он знал это с самого начала. Но он готов был пожертвовать жизнью ради свободы... Ради того, чтобы показать – он не смирился. Он гордый, свободный человек.
А Хозяин одним движением руки превратил его в жалкого щенка, которого жестокий... жестокий Хозяин вышвыривает на улицу за то, что щенок так и не научился вести себя правильно.
Жестокий Хозяин.
Дверь захлопнута. И теперь есть только один способ доказать хоть что-то – уйти как можно дальше. Не превратиться в ледышку под самой дверью, а уйти... До водопада. Или даже до расселины на той стороне... Или, если уж совсем повезет, умереть в ущелье, в километре отсюда.
В целом километре.
Влад шагнул, провалился в снег, попытался выбраться, но провалился снова, на этот раз по пояс. Дверь исчезла в белом водовороте, а еще после двух шагов Влад не смог бы с уверенностью сказать, где она находится.
Вытянув руки перед собой, Влад двигался навстречу ветру, словно собираясь его обнять... Нет, обхватить, сдавить ему горло, повалить в снег и заткнуть, наконец, его глотку.
– Сволочь! – бормотал Влад, не переставая. – Сволочь-сволочь-сволочь-сволочь...
Что-то темное показалось слева, немеющая на морозе рука скользнула по камню – он выбрался из ложбины. Ветер, подтверждая это, ударил в лицо еще сильнее, отскочил в сторону и толкнул в бок, а потом – в спину.
Влад находился на узком гребне скалы. Тут всего ничего: десять шагов, потом начинается ровная площадка до водопада. Десять шагов. Но их нужно пройти. Узкий гребень, словно хребет рыбы, застывшей в своем прыжке в водопад. Справа и слева – пропасти. Метров сто.
Если бы не снег. И не ветер. Они такие жесткие, упругие, на них можно будет опереться, сорвавшись вниз. Они не пустят, они удержат. Он медленно будет падать, протискиваясь между снежинок.
Влад опустился на колени. Руки уже почти ничего не ощущали. Нужно стучать пальцами, чтобы почувствовать хоть что-то. Холод – снег под пальцами. Боль – камень под снегом. Еще. Еще.
Пальцы провалились в пустоту. Это край. Теперь можно выбрать – ползти вдоль него или шагнуть в сторону, проверить ветер на упругость.
«Иди-и! – прокричал ветер. – Иди-и-и...»
– Я иду, – пробормотал Влад.
Он еще может двигаться, значит, умирать не время. Это потом, когда силы закончатся. Когда захочется спать.
Влад вспомнил, что замерзать – не больно. Совсем не больно. Нужно только перетерпеть первые минуты.
Левая рука скользила по краю обрыва. Влад поднес на мгновение руку к лицу – кровь. Свежая, он снова разорвал руку, разрезал камнем. И тут он оставит гостинец Хозяину. Придет, оближет. Помянет.
Гребень закончился. Узкий проход к водопаду, такой узкий, что даже ветер не смог в него протиснуться. Завяз где-то на самом входе, завыл тоскливо, потом вскрикнул и улетел, наверное, к выходу, чтобы подстеречь упрямца там.
Влад встал на ноги, отдышался. Все хорошо. Все нормально. Снег падал сверху, бесшумно засыпая человека. Постоять десять минут... Лучше лечь. И все.
Влад оттолкнулся рукой от промерзшего камня, оставив кровавый отпечаток, пошел по проходу. Он слышал шум водопада. И вой ветра. И понимал, что не сможет преодолеть замерзшие валуны, не удержится на них под ударами ветра.
– Значит, так тому и быть, – пробормотал Влад. – Значит – там и подохну.
Ноги переступали с трудом, рук он уже не чувствовал, прижал ладони к груди.
Вот сейчас. Сейчас проход свернет под прямым углом и откроется водопад. И крутой каменный спуск к озерцу в его основании.
Влад любил в детстве кататься с горки. Если бы ему тогда сказали, что можно будет проехать с такой потрясающей высоты... Обрадовался бы, наверное, и ни на секунду не задумался – поехал бы.
Значит, нечего думать и сейчас.
Нога подвернулась, Влад понял, что падает, что не устоять на ногах, попытался выставить руки, но они не слушались, примерзли к груди, прямо напротив остывающего сердца.
Удар. Лицом о шершавую ледяную корку. Словно огнем обожгло. Опоры не было – Влад рухнул в пропасть. Крик разорвал ему горло.
* * *
– Влад, что с тобой, Влад? – Теплая рука коснулась лба. – Не кричи, все нормально. Мы дома. Все живы.
Влад открыл глаза – он дома. Ему не соврали.
– Пить хочешь? – спросил Руслан.
– Нет.
– Чаю?
– Нет. Не нужно.
– Есть коньяк.
– Мне Игорек передал совет врача – не пить. Сказал, что это вредно. Можно умереть.
– Что тебе приснилось? – спросил Руслан, возвращаясь в кресло напротив дивана.
– Не твое дело.
– Косово?
– Косово-шмосово... Хреносово! – выпалил Влад, поморщившись. – Цирк мне снился, по горячим следам, можно сказать. Ставшие родными лица, доброжелательные улыбки...
– Оттого и кричал?
– Оттого и кричал. Типа – э-ге-гей! Радостно так, с азартом.
– Я слышал. И нечего тут выпендриваться – Капустяна нет, Богдана нет. А передо мной выпендриваться...
