– И убивает жителей Харькова, – подхватил Влад.
– Вот и я так подумал. Фотографию я еще у Агаты зацепил – он это, гражданин начальник. Нужно будет еще нашему стукачку показать, пусть сверит. Но то, что мы опознали убивца, – без малейшего сомнения. Он.
– Ты ничего никому?
– Обижаешь. Даже вчера...
– Кстати, вчера. Какого хрена ты к людям Ивановой полез? Жизнь надоела?
– Какой Ивановой? Поклеп это! Вот крест святой животворящий – поклеп. Я к тутошним чокнутым цыганам ни ногой. Нема дурных. К ним «Беркут» и тот ездить отказывается, – Богдан даже перекрестился, демонстрируя свою честность и осторожность. – Я по своим каналам прошелся, по Журавлевке. Мне там еще немного должны, если помнишь.
Были должны, как понял Влад. Своими расспросами Богдан исчерпал должок тамошних цыган досуха, еще и лишку по своей привычке прихватил.
Собственно, ничего особо нового он не узнал. Вернее, Богдан узнал кое-что новое для себя, Влад большую часть если не знал, то представлял себе. А так – цыгане были необычными. Неприятные были цыгане, даже для своих соплеменников.
Появились не так давно, лет двадцать назад, держались вызывающе, к себе никого не приглашали, сами ни к кому не ходили. Дисциплину вожак поддерживал жесткую, работали резко и нагло. Но затейливо.
Больше всего раздражало харьковских ромов то, что всем заправляла женщина, та самая Ирина Иванова. У настоящего рома как? Жена права голоса не имеет, выполняет что ей говорят, делает работу или то, что ромы работой называют. А здесь...
Что Ирина говорила – то было законом для ее семьи и становилось правилом для всех окружающих. Проще было согласиться или съехать с базара, чем продолжать спор.
Тут ромы начали темнить, говорить, что Ирина могла порчу наслать, убить на расстоянии и вообще – сглазить. И слухи разные неприятные ходили, и случаи подтвержденные были – может. И делает в случае необходимости.
Единственный, кто с ней напрямую сцепился, был Серый. Но то, что не он Иванову убил, все ромы клялись, божились и готовы были голову в заклад давать.
Ее вообще нельзя было убить, говорили ромы, но тут закладываться были не готовы – факт смерти оставался фактом.
Вот на этом ромы свой долг исчерпали, разговаривая с ментом, пусть с хорошим, пусть даже ромов понимающим, но ментом. Это было не по правилам. Но Богдан сам правила устанавливал, и разговор продолжился.
Ирина промышляла снадобьями и амулетами. Снадобья были не только наркотическими, этим занималась даже и не Ирина, а ее внучка. Снадобья были, по слухам, самые волшебные, от приворотного до ядовитого, а амулеты...
Цыганки из других семей что угодно были готовы отдать за кольца, мониста или медальоны от Ирины. Стоили эти вещички безумно дорого, но могли заставить клиента отдать все деньги, впустить в квартиру и даже помочь грузить собственные вещи в чужую машину.
Источник Богдана снова клялся и божился, что сам видел, как с медальоном ром проходил в ювелирный магазин, брал золото и выходил у всех на глазах, но никто ему ничего не говорил, словно и не видел вовсе.
Богдан засмеялся и спросил, на фига Ирине такие богатства раздавать, и вообще заниматься наркотой и всем остальным. Достаточно оснастить такими медальонами всех своих и жить припеваючи, хоть здесь, хоть на Канарах.
Источник Богдана некоторое время крепился, но под издевательским взглядом Богдана не выдержал и сорвался. Богдан умел выводить собеседников из себя, не так, как это делал Влад, но тоже очень и очень эффективно. Он мог одним взглядом спровоцировать драку и одним словом заставить противника потерять голову.
Детей она покупала, выпалил ром и замолчал, потрясенный собственной откровенностью. Но задний ход в присутствии Богдана могли дать единицы, цыган к этим исключительно сильным личностям не относился, посему рассказал, что время от времени Ирина покупает детей. И платит за них очень неплохо. Детей не цыганских, хотя одного или двух купила и чистокровных ромов.
Обычно Ирина сама указывала, кто ей нужен, причем не только в Харькове и области, иногда приходилось ехать и в другие города. Платила либо деньгами, либо амулетами – на выбор, но амулетами – только за детей.
Знали об этом единицы, знакомый Богдана услышал об этом случайно, но верил этому. И верил, что проболтавшиеся живут недолго и умирают нехорошо.
Богдану пришлось разговор закончить и уйти.
– Теперь, – с некоторой даже грустью в голосе закончил Богдан, – связей у меня среди цыган нет и не будет. И появляться мне на Журавлевке не стоит. Так мне сказали неплохие, в общем-то, люди. Тебе это что-то дает?
– Тебе прямо ответить или уклончиво?
– Прямо.
– А черт его знает, товарищ старший лейтенант, черт его знает, – пробормотал Влад. – Время покажет.
Он глянул на часы – почти десять. Время летит быстро, только Серый что-то замешкался.
И тут зазвонил телефон.
Влад направился в комнату, снял трубку.
– Кто говорит?
– Это Серый, – сказал Серый. – Встретиться нужно.
– Боюсь, что нет, – ответил Влад.
– Я серьезно говорю, – повысил голос Серый. – Это нужно тебе в первую очередь.
– И снова скажу: нет. Не хочется мне с тобой встречаться, ибо не разговариваю я с лжецами, и с шулерами играть не сажусь. Сам такой, а притягиваются только противоположности.
Серый помолчал, переваривая тон Влада и пытаясь расшифровать содержание.
– Ты пьяный? – спросил он после паузы.
– Не с моим счастьем, – зло (надеясь, что звучит зло) процедил Влад. – Трезвый и злой.
– Вот даже как ... – В голосе Серого проступили усталость и разочарование. – Что на этот раз тебе под хвост попало?
– Покойничек один. Очень шустрый такой, не по чину.
– Ты о цыгане у тебя перед домом?
– Нет. Я о том, кто связался со мной два часа назад по телефону... Не дергайся, не по мобильному, и не по городскому. В смысле – не по моему засвеченному мобильнику. Под дверь подбросил. Звякнул в дверь и убежал. Пока я сообразил, пока подошел... А в восемь – позвонил. И теперь мне не хочется с тобой общаться. – Влад положил трубку.
Телефон зазвонил снова, Богдан появился в дверях, но Влад сделал зверское лицо и указал ему пальцем на выход.
Богдан вышел, прикрыв за собой дверь.
– Что? – спросил Влад в трубку.
– Кто тебе звонил? – спросил Серый.
– Он не представился. Поздоровался и спросил, как я оценил его вчерашнее послание.
– И ты?
– Я его послал, естественно.
– А он?
– А он такой же настырный, как и ты. Перезвонил и попросил трубку не класть. Сказал, что я ему должен как минимум жизнь. И как благородный человек просто обязан хотя бы выслушать его. И сказал очень странную фразу. Я должен его выслушать как человек человека, – Влад произнес слова четко, но без интонаций, словно печатал. – Что он имел в виду?
