– На один золотой!
– А гроши откуда достанешь? – хитро прищурился Чугайстр.
Волк и Синица так и остались голыми после того, как снова перекинулись в людей.
– У меня в седельной сумке, – ответил Волк. – У тебя золота отродясь не было, так ты кинжал свой поставь, тот, с зеленым камнем.
– А пойди к Морозу, – ответил Чугайстр, – попроси, чтоб он тебе дулю показал, очень ловко у него это получается. Будешь пули ломать?
– Волк! – предупредил Синица, но тот отмахнулся.
– Скучный ты человек, Чугайстр. – Волк взял одну пулю, подбросил ее и ловко поймал зубами.
Звонко щелкнуло – волк выплюнул на ладонь две половинки серебряной пули, поморщился и сплюнул на землю.
– Дрянь какая... На четыре части?
– На четыре.
Волк раскусил обе половинки, потом то же самое проделал со второй пулей, сплевывая слюну после каждого раза.
– Дурень безголовый, балбес... – стонал каждый раз Синица, качая головой. – То ж яд!
– А все яд! – засмеялся Волк. – А больше всего бабы и горилка. Так, старик?
– Иди себе, нелюдь, – буркнул Чугайстр. – Не маши тут... хвостом.
Волк снова засмеялся.
– Заряди в пистоль, – Чугайстр протянул раскушенные пули Приблуде, – что-то у меня руки трясутся. Устал. То ли я старый, то ли татарин ловкий пошел – ладанку, нехристь, срубил, по самому горлу саблей провел.
Старик осторожно потрогал царапину на горле.
– Значит, судьба, – подумав, добавил он. – До крепости доеду... Еще кто не зарядил? – повысив голос, спросил он у козаков. – Еще пять пуль серебряных есть. Приблуда угощает.
Мороз подобрал с земли пистоль, протянул Качуре, тот оружие отнес Чугайстру.
– Чего ты мне его суешь? Сам вот бери пулю, заряжай... Посмотри, может, еще есть не заряженное?
– Оставь, – Черепень махнул рукой. – Там только один оборотень...
– Маах'керу... – пробормотал Приблуда, вспомнив, чему его учил Волк.
– По коням, – тихо сказал Черепень.
– А у меня кобыла! – вспомнил старую шутку Звыняйбатько, но никто не засмеялся.
Мороза и Черепня в седла пришлось подсаживать.
– Может, привязать? – спросил Звыняйбатько.
– А вяжи! – махнул рукой Черепень.
Остальные в седла сели молча.
– Здоровы будьте, – сказал Звыняйбатько, снимая шапку.
– И ты не поминай лихом, – ответил Чугайстр за всех.
– Передать что? – спросил Звыняйбатько. – Поклоны, слово какое?
– Расскажешь, как оно было, – Черепень тронул коня. – Волк, Синица, перекинетесь, как мы отъедем, не полошите коней...
Съехав с холма, Приблуда оглянулся – Звыняйбатько смотрел в их сторону, держа шапку в руке, потом размашисто перекрестился и тронул коня.
Низко, над самой вершиной, мелькнула крылатая тень.
Конь Приблуды всхрапнул, потянул в сторону, Приблуда похлопал его ладонью по шее, успокоил.
В свете полной луны видно было далеко, но ясность была обманчивой – тени скользили по степи, извивались, как черное пламя, за каждым камнем, за каждой былинкой. И самые камни начинали жить в этом призрачном свете, шевелиться, перекатываться, устраиваясь поудобнее.
Кони пряли ушами, вслушиваясь в ночь.
После схватки с татарами никто уже даже не притворялся. Все знали, что едут умирать. И никто не объяснял – зачем. Для чего умерли Стриж и Страх, остальные козаки? Зачем ехать к крепости, когда и так уже известно, где она и сколько в ней народу?
Вызволять своих? Как же вызволять, если там пять десятков? Пусть четыре, десятерых козаки уже убили. Но сорок человек, два страшных чужака-джинна, и неизвестный, но наверняка опасный перевертень, змей!
Один огненноглазый чужак чуть не перебил козаков. Черепня поранил играючи, словно не был тот опытным воином и не мог обычно выстоять в поединке против трех – Приблуда сам видел, как управляется атаман с саблей.
А тут их будет двое, против пятерых козаков и двух характерников. И змей. Волк сказал, что это Приблуде придется со змеем сойтись, как в сказке Катигорошку.
Приблуда вытащил из-за пояса пистоль, осмотрел, потом следующий. Чугайстр отдал ему еще и свой, заряженный четвертинками пуль, велел стрелять в упор, когда придется.
Черепень пропустил козаков мимо себя, дождался, когда Приблуда поравняется с ним, и тронул своего коня.
– Слушай внимательно, – тихо сказал Черепень.
– Слушаю.
– Если начнется драка... Когда, – поправил сам себя Черепень. – Когда начнется драка – не лезь вперед. И не спорь, – добавил он, увидев, что Приблуда дернул подбородком. – У тебя серебряные пули. И сабля. Мы остановим людей... сколько получится, а ты смотри змея. Он в кучу не полезет, чтобы своих не покалечить и чтобы своих коней не переполошить. Сзади подкрадется... Или сбоку. Вот тут ты его и перехвати. Попытайся...
– Я перехвачу, – ответил Приблуда, чувствуя, что руки холодеют и в животе образовался лед. – Я смогу.
– Смоги. И еще... – Черепень нахмурился, втянул воздух со стоном – Приблуда подумал, что у него болит рана. – Что бы ни случилось... Не поминай нас лихом: ни меня, ни Сечь, ни батьку своего, старого Охрима...
– Да что вы такое говорите! – задохнулся от обиды Приблуда. – Да как можно такое говорить?!
– Не поминай лихом, – повторил Черепень. – Я бы своего сына вместо тебя взял, если бы... Сам бы...
Черепень ударил своего коня рукой – отдал-таки Чугайстру свой канчук, как обещал. Конь в два прыжка вынес Черепня в голову небольшого отряда.
– Что ж это такое? – прошептал Приблуда, чувствуя, как на глазах появились слезы. – Да за что ж меня так?
Всю дорогу к нему относились, как к неразумному дитяти, а теперь... Задуйсвичка принял стрелу, предназначавшуюся ему, Качура оказался рядом, когда татарин чуть не убил его. Черепень не пускал его в схватку, да еще сейчас извинялся за себя и за всю Сечь... И даже за приемного отца.
На востоке появилась тонкая багровая полоса – день обещал быть ветреным. Уже сейчас ветер веял навстречу козакам, пока только освежая их разгоряченные лица и усиливаясь.
Скоро поднимет он пыль, и тогда снова нужно будет завязать лица специально подготовленными тряпками и платками.
Приблуда отвязал сулею, вытащил пробку и поднес сосуд к губам. В другое время на него уже прикрикнули бы или даже огрели канчуком, но сейчас никто не обратил внимания – ехали, опустив головы, словно думая о чем-то тяжелом, или вспоминая что-то неприятное.
Губа, рассеченная Черепнем, отозвалась болью, но Приблуда напился, не обращая на это внимания.
