– Да. Вы ведь смогли дружить с нечеловеком. И подружились вы, насколько я узнал, уже после возвращения из командировки. Ведь так?
– Почти так. Наверное, вы правы... Но когда он плакал над своим другом... Прекрасно понимая, что сам он – другой, что сам он – не человек... Я с ним потом разговаривал, рассказал обо всем, что мне было известно, а он... Он усмехнулся и ответил, что Богдан – его брат. Брат. А я – его друг. И останусь другом до тех пор, пока сам этого хочу...
– Тогда вам действительно проще. Удержаться на этой стороне проще. А мне – проще убивать. Потому что нечеловек. Там, на том конце ножа. На линии прицеливания. Нечеловек. А вам... Это не человек, и не Руслан. Сложная и не философская конструкция.
– Да, – кивнул Влад, – эта концепция сформирована на грани инцеста и суицида.
– Смешно, – мертвым голосом произнес Каменецкий. – Если я вас попрошу меня убить?
– Не знаю... Сейчас – нет. Я не убийца...
– А я? Я – убийца? Меня забрали в дурку не за картины, я вам не говорил? Мало ли тихих безопасных идиотов на свете? А вот когда я бросился на дейвона, самозабвенно лапавшего несовершеннолетнюю девчонку, да еще пообещал вырвать ему хвост, когда нас растащили – вот тут меня и забрали. Приехали домой и забрали. Мне, кстати, пришла в голову мысль: а если бы несовершеннолетнюю девчонку лапал не дейвона, а простой нажравшийся вусмерть мужик... Я бы тоже вмешался? Или нет? Что, я не видел такого и раньше в студиях и мастерских? Видел же... Видел.
– Вы не первый в таких сомнениях. И до вас, и до меня попадали в такую ловушку – потому вмешался, что несовершеннолетнюю-пьяную-обкурившуюся или оттого, что ниггер, кавказец, чурка? А в ментовку позвонил, что ворует сосед, из чувства гражданской непримиримости или оттого, что эта жидовская морда свет в туалете за собой не выключала? А в НКВД стуканул из-за того, что однокурсник действительно продвигает генетику, продажную девку империализма, или оттого, что вас двое, а мест в аспирантуру – одно? – Дождь усилился, и Владу приходилось почти кричать. – Тут нет общего решения, господин художник. Нет.
– А если я вас сейчас попытаюсь убить? – спросил вдруг Каменецкий. – Вы защищаться станете? А если я вас убью, ваши товарищи мне отомстят?
– По порядку поступления вопросов: не знаю, да. Будете стрелять?
– Не буду. Не стану. Подожду, понаблюдаю за собой. А если... если почувствую, что становится легче, назначу встречу Серому. Тот все решит по-быстрому...
– Даже не рассчитывай, – сказал Серый из темноты.
Дважды выстрелил пистолет с глушителем, Каменецкий как подкошенный рухнул в грязь.
– Поначалу – не больно, – сказал Серый, подходя ближе.
Пистолет в его руке выстрелил еще дважды, Каменецкий закричал, но наклонившийся к нему Серый что-то сделал, и крик прервался.
– Я знаю, – сказал Серый, – пули в коленные чашечки – это очень больно. Терпеть нельзя. И пуля в живот – больно. Но сейчас у меня есть возможность сделать так, что пока тебе не будет больно. Пока. Что будет потом – неизвестно. Ничего хорошего, полагаю. Ты ведь уже попробовал, как это больно. И только от тебя зависит, вернется эта боль или нет. Я ведь добрый, я подарю легкую смерть.
– Я отойду? – предложил Влад. – Чтобы вам не мешать...
– Зачем же? Ты ведь и так почти все знаешь. А кое о чем – так просто все. Ты ведь видишь сквозь Пелену?
– Вижу.
– Значит, я был прав... Ты хорошо притворялся, но меня не обманешь. Разве что у художника получилось. Почти получилось...
– Мы же по телефону договорились, – напомнил Влад. – Я тебе отдаю Каменецкого, а ты снимаешь нас с крючка...
Влад не смог договорить – удар швырнул его на мокрый асфальт. Влад выхватил пистолет, но Серый был и быстрее, и сильнее.
– Пистолет побудет у меня, – сказал Серый, наручниками сковывая Владу руки за спиной. – Ты посиди тут, извини, что в луже, но ты ведь дождя не боишься. Сколько раз от зонта отказывался...
– Сволочь, – сказал Влад. – Мы же договорились...
– Я и с ним вот договорился, и что? Или ты и вправду собирался за мой счет на Гавайи слетать? А ведь по виду не скажешь, что такой доверчивый. – Серый присел возле Влада, быстро ощупал его карманы, вытащил цветок сатра. – Вот ведь, фавн недоделанный... Не соврал. Ты производишь странное действие на очень уравновешенных и разумных существ. Очень странное. Тебя начинают ненавидеть с пол-оборота, или, как этот гребаный доктор, любить. Ему и нужно было всего-то проверить тебя, и если ты и вправду видишь сквозь Пелену – убить. Обычно таких, как ты, отправляют на Соборку, но тут мы решили сделать исключение...
– Кто «мы»? – спросил Влад.
– Мы – это мы, тебе не нужны подробности. Совсем не нужны.
– Даже перед смертью?
– А ты собрался умирать?
Влад замолчал.
– Вот то-то же, – засмеялся Серый. – Тебя еще ждет много чего интересного, раз уж все так сложилось.
– А если все так сложилось, – сказал Влад, – может, съездим в спокойное место, без дождя? На явочную квартиру. Тут неподалеку... На Есенина. Там поболтаем...
– Нет, – быстро сказал Серый. – Туда не поедем. Там...
– Там труп? – спросил Влад. – Полковника Петренко? Ведь это вы приказали его убить. Вот, Каменецкому приказали. Так? За что?
– Много будешь знать, не дадут состариться. Слышал такую шутку?
– У нас в детском саду были очень остроумные дети... – Серый, застегивая, сильно зажал наручники, руки за спиной начинали неметь. – Но и тогда мы этой шутке не очень смеялись.
– А ты меня не разозлишь, – сказал Серый. – Не разозлишь – и все. Меня трудно...
– Брось, – Влад придал своему голосу самое брезгливое выражение, какое только смог. – Ты же оборотень! Ты же и себя толком не контролируешь. Чуть разозлить – полезет щетина наружу.
Серый схватил Влада за горло, приподнял.
– Вот видишь, – прохрипел Влад. – Пара пустяков...
Серый бросил Влада.
Его лицо в темноте было не рассмотреть, только слышалось дыхание и чавканье грязи под ногами.
– Ты пока полежи тихо, капитан. Полежи, помолчи, а я... Я поговорю с художником. Он мне задолжал. Сильно задолжал...
– А ты не боишься, что я закричу? Прибежит Богдан, а у него автомат... Будет неприятность не только у художника.
– Ты дурак, – Серый наклонился к самому лицу Влада. – Думаешь, Крохе понадобилось много времени, чтобы поломать твоего старлея? Странно, что ты его одного захватил с собой. С другой стороны – жизнь двум пацанам спас, тоже хорошо.
– Зачем это все? – спросил Влад. – Вам нужно было убить своих? Зачем человек?
– Чтобы не вызвать дипломатических осложнений, – ответил Серый. – Все очень настороженно следят друг за другом, Наблюдатели очень нервничают, если гибнет Наблюдатель, Часовщики устраивают бучу, если неприятности у Часовщика... Ну, и если чудит кто-то из гостевых сфер, не человек, тут расследовать будут свои, Часовщики, маах'керу или джинна, а не люди. А если работает человечек – тут не так легко понять, откуда хвост растет... Мне бы сразу переполошиться, когда он Часовщика не убрал первым, когда забирал у него оружие и амулеты. Ты чего оставил его в живых?
