— Луиза, вспомните, я хоть раз нарушал обещания? Я когда-либо отказывался от своих слов? Не говорил ли я всегда правду, какой бы неудобной для меня она ни была? Подумайте, Луиза, мне важно знать ваше мнение.
Голос его звучал напряженно, почти зловеще, и дрожавшая от страха Луиза предпочла смолчать.
— Никогда, — ответил он за нее. — Разве не так?
Она закивала, охотно соглашаясь.
— Тогда послушайте меня теперь. Я пойду с вами в любой полицейский участок и сдамся властям, но на одном условии — если вы позволите мне увезти вас от Каспара и пообещаете никогда к нему не возвращаться.
— Прошу вас, Том, — взмолилась она, — отпустите меня.
— Луиза, вы меня не слушаете?
— Слушаю, слушаю.
— И верите мне?
Она хотела ответить так, как он ожидал, но думала слишком долго и он понял — она ему не верит.
— Ну так что, Луиза? Я рассказал вам всю правду. Мне нечего больше добавить.
— Том, все знают о ваших преступлениях. Неужели вы не видите, как я вас боюсь?
Бывшему боксеру подобная мысль и в голову не приходила. Он попробовал взглянуть на ситуацию глазами Луизы. Том и вообразить себе не мог, что она поверит в его виновность.
Но только до настоящей минуты.
На лице его отразилось отчаяние. Сэйерс отодвинулся от нее, развел руками, показывая, что не собирается причинять ей вред:
— Я понимаю, — произнес он. — Я думал, вы… — Голос его оборвался. — Луиза, — продолжил он, но сказал совсем не то, что хотел: — Как бы вы сейчас обо мне ни думали, обещайте, ради нашей старой дружбы, держаться подальше от Каспара.
— Нет, я не могу ничего обещать. Я люблю его, — ответила она.
Он хотел добавить еще что-то, но передумал. Ее слова произвели на него страшное впечатление, его внутренний мир вдруг изменился, раз и навсегда. Том понял — как бы он ни увещевал, его слова ничего не значат и не возымеют никакого действия.
Сэйерс отвернулся от Луизы, опустил голову, посмотрел на свои руки. Потом с отсутствующим видом несколько секунд тер лоб и, словно вспомнив, где они находятся, медленно вылез из кеба. Луиза, потрясенная, напуганная, едва заметно пошевелилась. В продолжение всего разговора она сидела, вжавшись в стенку кеба. Приподнявшись, она поправила юбку.
Луиза чувствовала себя разбитой и бессильной. Было поздно. Возвращаться домой одной в такое время небезопасно, но по сравнению с теми муками, через которые, как она считала, ей предстоит пройти, даже очень рискованное путешествие казалось предпочтительнее. Собрав остатки сил, она придвинулась к двери, собираясь выскочить из кеба, но удержалась, понимая, что сбежать сумеет лишь после ухода Сэйерса, а он пока вышагивал взад-вперед возле кеба, и эхо шагов разносилось под виадуком. Том бормотал какие-то слова, Луиза их не разобрала, но и это его бессмысленное хождение, и бессвязная речь, а особенно жуткие поступки свидетельствовали о его безумии.
Иногда он вскрикивал: «Нет!» — то спокойно, то с жаром. Внезапно для Луизы кеб закачался, Сэйерс поднимался в сиденье кебмена, и только тогда актриса осознала, что упустила, вероятно, свой единственный шанс на спасение. Она заерзала, раздумывая — будет ли у нее еще возможность улизнуть из кеба незаметно, но в этот момент раздался удар бича и лошади рванули с места. Они летели словно пегасы. Луизе ничего не оставалось, кроме как опять вцепиться в ремни и повиснуть, едва касаясь сиденья.
Некоторое время она тешила себя слабой надеждой на то, что вид и слова ее смягчили сердце Сэйерса и он отвезет ее в пансион.
Однако они все глубже и глубже погружались в темноту незнакомых улиц, оставляя позади себя редкие газовые фонари. Чем дальше они уносились от города, тем слабее становилась ее надежда. Вскоре она и вовсе исчезла.
За столом дежурного полицейского участка района Нот-Милл, окраины Манчестера, сидел расстроенный, убитый горем мужчина и, часто вздыхая, давал показания сержанту. Тот тщательно заносил их в журнал. Писал он красивым почерком, но крайне медленно. Да и куда ему было торопиться, если ночное дежурство всегда тянется долго?
— Так, — произнес он. — Что еще он у вас забрал?
— А что у меня еще есть? — удивился мужчина. — Только кеб с лошадками, его он и взял. Хотя нет, в карете лежал мой шарф. Хороший. Широкий, теплый.
— Как он выглядел?
— Да откуда ж мне знать?
— Но вы его видели, так ведь?
— Видел. Ну и что? Выглядел обычно. Разве что большой синяк у него был. Вот тут. — Мужчина ткнул себя в челюсть.
Сержант неожиданно поднялся.
— Точно?
— Точно, точно, — буркнул мужчина.
— Побудьте здесь, — предупредил его сержант и вышел в расположенную позади него дверь.
Мужчина, как выяснилось — кебмен, облокотился локтями на столешницу и огляделся. Позади него стояла длинная деревянная скамья, на которой восседала разношерстная впечатляющая компания — субъекты, не вызывающие восторга: все немытые, с редкими зубами и скучающими минами. Двое совсем недавно подрались, скорее всего между собой — лица их украшали синяки и ссадины. Некоторые тихо переругивались, наиболее же смышленые понимали, что затевать разговоры им не следует.
Сержант вернулся, держа в руках один из последних номеров газеты «Манчестер ивнинг ньюс», с глухим шлепком положил его перед кебменом, ткнул пальцем в статью, возвещавшую об убийстве, аресте и сенсационном побеге из тюрьмы бывшего чемпиона по боксу Тома Сэйерса, в недавнем прошлом управляющего театром Эдмунда Уитлока. В центре трехколоночной статьи имелся рисунок Сэйерса, сделанный художником-любителем во время одного из его боев, — коротко стриженного, по пояс оголенного, с поднятыми руками в перчатках. Чуть отклонившись назад, он ожидал атаки соперника.
— Он? — спросил сержант кебмена.
— Он, — ответил тот.
— Следуйте за мной. — Сержант подошел к двери и поманил кебмена пальцем.
Глава 18
Ранним утром Себастьяна разбудил торопливый стук, раздававшийся, казалось, по всему дому. Затем совсем рядом, у самого окна, послышались голоса. Бекер сбросил одеяло, встал с незнакомой постели и, приподняв штору, посмотрел в окно. В неярком свете на пороге дома он различил фигуры двух полицейских, они о чем-то говорили с хозяином. Опустив штору, Себастьян потянулся за брюками и быстро надел их.
Уже через пару минут он спускался вниз, одетый в костюм, сидевший на нем неплохо, хотя куплен был у закладчика. Бекер остановился в доме Томаса Берторелли, офицера из отдела расследований, к которому его определили в управлении. Берторелли сдавали несколько комнат и всегда радовались возможности хотя бы частично компенсировать арендную плату за дом. Себастьян занимал не самую лучшую комнату — темную, маленькую, с плохонькими обоями, оставлявшую гнетущее впечатление; миссис Берторелли, молодая особа, готовить не умела совершенно. Одним словом, Себастьян чувствовал себя будто в родном доме.
