Стокер как-то заметил, что, на его взгляд, все обстояло иначе — в Луизе умерла душа. — Сэйерс опять умолк.
Напрасно Себастьян ждал продолжения — его не последовало. Сэйерс начал подниматься из-за стола.
— Я хотел бы дослушать финал, — произнес Себастьян.
— Вы его и так знаете. Вы же находились в то время в Лондоне.
— Мне известна всего лишь часть. Боже милостивый, Сэйерс, вы не имеете права останавливать свой рассказ. Ведь я же за этим и пришел сюда.
Кто-то снаружи позвал боксера, выкрикнув его имя. Не «Сэйерс», другое.
— Вы слышите?
— Мне все равно, — резко ответил Себастьян. — Если вы уйдете, то я никогда не узнаю, чем все закончилось, а мне нужна правда.
— Вы уже знаете ее, почти всю.
— Но мне нужна вся правда.
Сэйерс издал покорный вздох и принялся собирать вещи с самодельного стола.
— Тогда давайте перейдем в другое место, — предложил он. — Иначе они сложат шатер вместе с нами.
Том прошел к своему громадному чемодану, открыл крышку. Краем глаза Себастьян увидел поверх остального содержимого поношенный, но еще вполне приличный костюм.
— Вы остановились на том моменте, когда Уитлок, убедив Луизу сделать аборт, сделался ее покровителем, — напомнил боксеру Себастьян, поднимаясь со стула. — Он использовал девушку для каких-то своих целей? Как вы считаете, не могла она платить ему за покровительство любовью?
Сэйерс, вытащив костюм, уложил в чемодан скромные безделушки. Услышав вопрос, боксер на несколько секунд замер, словно подобное предположение никогда не приходило ему в голову, повернулся к Себастьяну и уверенно произнес:
— Нет.
— Тогда чем же?
— Дело совсем в другом, — отвечал Сэйерс. — Старый колдун потерял своего ученика. Он готовил Каспара на роль Странника, но тот погиб. Требовался новый ученик, а время стремительно подходило к концу. Уитлок понимал, что еще немного, и уйдет во мрак. Я не удивился бы, если б мне сказали, что врачи определили ему всего несколько дней жизни.
Сэйерс отпустил крышку, и та с тихим стуком легла на место.
— Луиза была его последней надеждой. Он использовал ее как приманку, — заключил Сэйерс.
Глава 23
Лондон
Март 1889 года
Небольшое поместье Суррей-Хаус занимало шестнадцать акров площади Форест-Хилл, что на юго-восточной окраине Лондона. Принадлежало оно Фредерику Хорниману, квакеру, преуспевающему торговцу чаем. Сначала он и его семья занимали весь дом, но постепенно комнаты до такой степени заполнились всякого рода диковинными предметами, картинами и манускриптами, собранными Хорниманом во время многочисленных и долгих поездок, что семейству пришлось потесниться, а в нескольких помещениях открыть нечто вроде музея, доступного любому, кто интересовался древностями и сверхъестественным.
У ворот поместья Сэйерса и Стокера встретил крепкий мужчина с худым лицом аскета, одетый в коричневое вельветовое пальто. Стокер представил его Сэйерсу:
— Самуэл Лидделл Мазерc.
— У вас рука боксера, — сказал Мазерc, пожимая ладонь Сэйерса. — Признаться, я и сам частенько боксирую вечерами.
Сэйерс бросил на Стокера тревожный взгляд. Тот недоуменно пожал плечами и вскинул брови, дав понять, что ничего о нем Мазерсу не рассказывал.
По вьющейся вокруг кустов и клумб тропинке они прошли к квадратному, увитому плющом дому. Внешне строение выглядело неважно, зато внутри оказалось весьма уютным, правда, со странным, хаотичным расположением комнат. Мазерc, отперев дверь своим ключом, впустил гостей. В доме было темно, мебель закрывали чехлы — семейство Хорниман ненадолго уехало из Лондона. Гости проследовали за своим проводником через кухню, вошли в дверь, за которой находилась лестница, ведущая в подвал. Мазерc остановился, взял с полки керосиновую лампу и зажег ее. Он шел первым, освещая дорогу.
— Помещение переполнено редкостями до отказа, — сказал Мазерc, спускаясь в подвал. — Здесь хранятся картины, не представляющие большой ценности.
— У нас есть разрешение посетить дом? — поинтересовался Сэйерс.
— Я друг дочери хозяина поместья. Мы с ней принадлежим к небольшому ордену христиан-каббалистов. Иногда наши собрания посещает и Брэм, но примкнуть к ордену отказывается. Правда, Брэм? Вы ведь только интересуетесь оккультизмом, вступить в наше сообщество пока не решаетесь.
— Мой интерес к вам чисто академический, — ответил Стокер, шедший последним.
— Верно, — согласился Мазерc и, обернувшись, хитро подмигнул Сэйерсу. — Пока вы не стремитесь переходить грань.
Он передал лампу Стокеру, а сам принялся рассматривать лежавшую на полке стопку картин без рамок. Мазерc определенно знал, что нужно искать. Наконец он вытянул одну из картин, завернутую для сохранности в плотную бумагу, снял обертку и отложил в сторону.
В руках у него оказался несколько небрежно выполненный углем и маслом рисунок, даже скорее набросок лица и плеч мужчины в ярком театральном костюме.
— Эскиз датируется тысяча семьсот семьдесят пятым годом, — сообщил Мазерc. — Имя актера неизвестно. Посмотрите — не исключено, вам знакомо его лицо.
— Очень похож, — прошептал Сэйерс. Склонившись над рисунком, он вгляделся в черты липа мужчины. — Брэм, это он.
— Одна из его последних ошибок, — произнес Мазерc. — Странник не станет больше оставлять своих портретов.
Рисунок изображал молодого мужчину с длинными каштановыми волосами, в котором Сэйерс, по знакомому ему властному и циничному взгляду и резким чертам напряженного лица, узнал Эдмунда Уитлока. Художнику удалось отразить внутренний характер актера, хотя внешнее сходство он передал слабо. Однако Сэйерс уже ни секунды не сомневался в том, что видит незаконченный портрет своего бывшего работодателя.
Стокера тем не менее его заявление не убедило, а сходство он приписывал чистой случайности.
— Мало ли на свете похожих людей, — сказал он равнодушно.
— Вы подвели меня к самой грани, — отозвался Сэйерс. — Почему вы не хотите переступить ее вместе со мной?
— Потому что я в душе рационалист, — холодно ответил Стокер. — Моя вера зиждется на науке и законах природы, а не на легендах и мифах.
— Вот как? Тогда зачем вы сами сочиняете легенды и мифы, вместе с Мазерсом? — Сэйерс бросил взгляд в сторону поклонника магии. — Вы водите дружбу с людьми, которые утверждают, что могут вызвать дьявола, если того захотят. Кто внушил Ирвингу идею о роли Летучего голландца и Фауста?
— Ничего я ему не внушал, — ответил Стокер. — Человек может и расходиться во взглядах со своими друзьями. Кроме того, сочиняя пьесу или книгу с участием привидений, совершенно не обязательно признавать их существование. Не исключено, Уитлок строит свою жизнь по каким-то символам, в которых не сомневается, но я-то в них не верю. И никогда не поверю в невероятное.
