Оставив позади дворец, плотно окруженный туристическими автобусами, они пошли вдоль набережной в сторону Иль де ла Ситэ. Дождь кончился. Владельцы зоомагазинчиков выносили на мостовую клетки и корзинки с певчими птицами и щенками.
Услышав слова «Проект „Октябрь“», Рашель разговорилась. Она рассказала, что за последние несколько лет компания использовала названия месяцев для кодовых обозначений крупных проектов. Один из них, «Апрель», фигурировал в международном судебном процессе как незаконная махинация, прикрывавшая взятки, получаемые теми из врачей, кто лоббировал продукцию фирмы. Компания, которой владели ее родные, была достаточно большой. Проигнорировав неловкость ситуации, она организовала судебное преследование и тюремное заключение для сотрудника, из-за которого произошла утечка информации.
— Если это семейный бизнес, как случилось, что ты в Париже и так паршиво проводишь время? — поинтересовался Джим.
Рашель улыбнулась, но в ее улыбке было больше горечи, чем веселья:
— Я начала было проявлять интерес к делам компании, но Вернер не желал ничего об этом знать.
— Почему?
— Потому что я Жено, — она произнесла это таким тоном, словно все и так было ясно.
Рашель поинтересовалась, далеко ли до его пансиона. До пансиона было далеко, но Джим был готов потратить еще несколько франков на метро, чтобы пообщаться с ней подольше. Все оказалось не так просто, как он надеялся. Несомненно одно: дело сдвинулось с мертвой точки. Он боялся, что Рашель, когда он до нее доберется, будет заученно твердить официальную версию. К счастью, его опасения не подтвердились. Мимо цветочного базара они шли к станции метро, и Джим рассказывал ей про шрам, который он обнаружил на спине. Он заметил, что ее интерес возрос еще больше. Она была взволнована, но всячески пыталась скрыть это.
Рашель оглядела его комнату, обозвала ее шкафом, сказала, что прошедший год был худшим в ее жизни, и плюхнулась на кровать. Она даже застонала от удовольствия просто лечь и расслабиться, сцепив руки под головой.
— Ты очень обидишься, если я скажу, что забыла, как тебя зовут?
— Теперь уже нет, — сказал Джим, пытаясь потуже завернуть подтекавший кран горячей воды. Кран тек с того дня, когда он здесь поселился, и до сих пор в борьбе с ним Джим проигрывал. Горячей воды от него он тоже не добился.
Сев на кровати, Рашель спросила:
— Что ты теперь намерен делать?
— Не имею понятия.
— Адвокаты тебе не помогут, можешь быть уверен, у компании со всех сторон есть прикрытие.
— Я знаю.
— У тебя есть деньги?
Джим подвинул один из двух стульев, стоявших в комнате, и сел у кровати:
— Нет. И идти мне некуда и обратиться не к кому.
Она улыбнулась, сочувственно и немного насмешливо.
— Худший год твоей жизни, говоришь?
— У меня были и получше.
Она опять легла. Джим ждал. Год назад, когда он мечтал о ней, похожая сцена являлась ему в фантазиях. Но теперь их связывали чисто деловые отношения. Рашель была по-прежнему хороша, но та заноза, которую она запустила ему в сердце, куда-то затерялась, а место, где она сидела, успело зарубцеваться.
Помолчав, она сказала:
— Я бы могла помочь тебе.
— Каким образом?
— Пока не знаю. Нужно позвонить Роджеру. Это мой двоюродный брат, тоже Жено.
— Замышляешь семейную месть?
— Слишком сложно, чтобы так сразу объяснить. Но послушай, если уж мы возьмемся помочь тебе, ты должен во всем положиться на нас.
— А как насчет Даниэля? — спросил Джим. — Он узнал меня.
— Уж он такой. К тому же он примет это дело близко к сердцу. Теперь они знают, что я с тобой встречалась. Значит, возвращаться мне нельзя.
Уловив настороженность в его взгляде, она добавила:
— Мы затеяли игру с опасными людьми, тебе придется довериться мне.
— Зачем тебе все это нужно?
— Это моя забота. Будь благодарен, что мне это действительно нужно.
Даже после этих слов Джим сомневался, вернется ли она, когда, прихватив мелочь, Рашель отправилась на поиски телефона. Все эти разговоры о том, что ей можно доверять, конечно, хороши, но у Джима осталось так мало денег, что едва хватило бы заплатить в пансионе за сегодняшнюю ночь. И то при условии, что они сумеют утаить от портье присутствие Рашель. У нее самой денег не было вовсе. Уловка, придуманная ее отчимом, чтобы надежнее держать ее под контролем Даниэля.
Она неплохо продумала, как на время избавиться от своего «тюремщика», Даниэля. Непредвиденное препятствие в виде очереди за билетами было не в счет. К сожалению, всю вину за ее побег Даниэль, наверняка, возложит на него. Ведь с точки зрения Даниэля, Джим похитил женщину, которую он охранял, и оставил его в дураках. Джим не будет сильно переживать, если больше никогда не встретится с Даниэлем.
Рашель вернулась через десять минут. Кинув ключи от комнаты на кровать, она сказала:
— Роджер приедет. Он будет здесь завтра утром.
— Зачем он нам нужен?
— Роджер работает заместителем директора на заводе компании в Сен-Назере. Директором там человек Ризингера. Джеймс, мы несколько лет ждали такого случая.
Когда она снова расположилась на кровати, Джим спросил:
— А как быть с деньгами?
— Это Роджер тоже возьмет на себя. Верь мне.
Простые и понятные слова, но для Джима они прозвучали как сигнал опасности. Рашель усмотрела в его истории что-то интересное или полезное для себя. Ему она никогда об этом не скажет. И Джиму стоит об этом помнить.
Глава 20
— Ты плохо себя чувствуешь? — спросила Рашель, когда на следующее утро Джим сел рядом с ней на табурет в кафе.
Табурет был слишком высок, сидеть было неудобно, и Джим невольно поморщился от боли.
— Это пройдет, — сказал он и заказал себе кофе и пустые булочки. Еще одна брешь в тех шестидесяти франках, или сколько там их у него осталось.
— Как ты думаешь, сколько мы еще так продержимся? — спросил он.
— Это будет зависеть от того, сколько времени им понадобится, чтобы вычислить тебя. Под каким именем ты зарегистрировался в пансионе?
— Бруно Вайнгартнер.
— Странно, что ты выбрал такое имя.
— Первое, что мне пришло в голову.
Рашель помолчала, наблюдая, как над чашкой кофе поднимается пар. Видно было, что она прекрасно выспалась в отличие от Джима. Но она провела ночь в кровати, а не на полу. Еще одну ночь ему удавалось в своих кошмарах удерживать дверь запертой. Но с болью в спине он не мог совладать.
